Нгуен Нгок - Страна поднимается

Потом разом прозвучали голоса:

— Мы идем с Пупом!

Нуп сосчитал — всего девяносто человек. Остальные сорок не подняли рук. Эти завтра разойдутся по деревням и будут гнуть спину на француза.

Девяносто человек. Впереди идет старый Па. Люди несут топоры, тесаки, рис, кое-что из одежды. Поднявшись по кручам до лощины у горы Тьылэй, все как один останавливаются и глядят вниз. Там, у подножия, горит, охваченная огнем, деревня Конгхоа. Это они своими руками подожгли ее уходя.

— Эй, огонь! Проглоти поживей всю деревню, чтоб француз и носа сюда не сунул!..

Темнеет. Они выходят к ручью.

— Этому ручью, — говорят деревенские старики, — имя Бопгпра. Место доброе, само небо велит ставить здесь дома. Отсюда и француза углядишь еще издалека. Продержимся, отобьемся.

Люди, сняв из-за плеч корзины, опускают их наземь. Нуп стоит и глядит туда, где осталась старая деревня. Вечерний ветер доносит пряный запах дикого овоща банло, к нему примешан привычный дух вспаханной влажной земли с полей, протянувшихся вдоль речки Датхоа. Сам не ведая толком отчего, Нуп чувствует вдруг, как на глаза набегают слезы и скатываются из уголков век, огибая заострившиеся от соляного голода, обожженные солнцем скулы. Нуп понимает: сегодня тот самый день, когда деревня Конгхоа начинает настоящую борьбу с французом, впереди ее ждут тяготы и лишенья. Девяносто человек, ушедших с Нупом, сожгли свои старые жилища и поднялись по кручам сюда, в горы. Нет, прежде он не любил, как должно, свою деревню, не делал для нее все, что в его силах. Отныне он станет любить ее еще крепче, сделает больше.

По ночам, когда льют проливные дожди и ярится ветер, старый Шунг разжигает огонь в общинном доме и, усевшись у очага, рассказывает подросткам и малым детям всяческие истории о горах и лесах, о небе и земле, о водах и реках. Нет, не мертвы они и не бездушны. В урочную пору являют доброту и щедрость. Горный лес дает мед и древесину, что идет на возведение домов; ручьи поят водою, кормят рыбой. Вода, утомясь от стремнин и порогов, останавливается передохнуть у пристаней, осененных большими деревьями, обретая прозрачность; сядешь на камень, погрузишь в нее ноги, и растечется по телу приятная прохлада. А ветер — что твой добрый молодец — потеребит рис, насытится, а там возьмет самострел и — на охоту в лес: то мчится, то крадется тайком, выглядывает из-за каждого дерева — как бы зверь не услышал его, не скрылся. Только камни ленивы, лежат себе круглый год на одном месте, и никуда их не влечет…

Но бывает, небо с землею разгневаются, неведомо даже на что. Вода поднимается, ревет, бурлит в старых руслах, а иной раз бежит прямиком по полям, вырывает с корнем и уносит рис и даже вековые деревья, увлекает за собой и топит людей, отдавая всю добычу могучей реке Ба. Ветер, рыча как тигр, мчит с горы на гору, повергая наземь все, что ни встретится на пути, ломает деревья в четыре и в пять обхватов, сносит дома, валит людей. Но страшнее всего гнев камня. Разъяренные камни грохочут, бегут…

Мальчишкой еще, лет семи или восьми, Нуп видел однажды бегущие камни. Вот уж напасть! Всю ночь перед тем бушевали ветер с водою. На заре они вроде утихли. Ветер, усталый, умерил свой бег. Дождь сеялся все мельче и реже. И тут ни с того ни с сего самая огромная глыба на вершине Тьылэй разгневалась, разъярилась. Сперва она отбросила прочь лежавшие у ее пог пласты земли. Потом, покачнувшись, вдруг перевернулась и ринулась вниз по склону. Мчалась она быстро, за нею никому было не угнаться. Ломала и валила наземь преграждавшие путь деревья. Встретив зверя, сшибала каменным кулаком, и тот оставался лежать распластанной мертвой тушей. А если ей попадались на дороге другие глыбы и камни — друзья ее и детеныши, она, подтолкнув их, увлекала вслед за собою. С грохотом и ревом они бежали и прыгали позади нее. Когда все кончилось, леса и горы стенали и содрогались. Земля, красным прахом взметнувшаяся ввысь, слепила взор. Люди, крича от ужаса, попрятались в домах.

— Эй! Эй! — окликали их умудренные жизнью деревенские старцы. — Это камни! Камни бегут!.. В домах от них не спрячешься! Бегите скорее к ручью!..

Люди притаились по берегам ручья, похолодевшие от страха, дрожащие, как в ознобе. Дети, что поменьше, падали в беспамятстве наземь.

А камни, достигнув подножия, не мчались больше толпой, сломя голову. Врассыпную запрыгали они по деревне. Один, грохоча, вломился в общинный дом и перебил вдребезги посуду для винопития. Другой влетел в стоявший на поле амбар, разворотил стены, вышвырнул прочь снесенный туда рис. А напоследок отставшие камни бросились в ручей, подняв столбы пены и брызг… И улеглись там, не желая сдвинуться с места, подставив бока ползучему мху — пусть взбирается на них и зеленеет. Счастье еще, в тот раз ни один камень не угодил в человека; погибло лишь пять буйволов, восемь свиней да четыре курицы…