Но как-то ночью, в самом начале четвертого месяца, с неба обрушился ливень. Заголосили лягушки. Вода в ручье поднялась и затопила напрочь береговые камни. Птицы нигде не находили себе пропитанья. Люди, забившись в дома, поглядывали на небо; приготовленные плетенки с семенами отодвинуты в сторону, в глазах у людей тревога, лица пожелтели.
— Небо наслало на нас голод!..
Лишь через пять дней кончился дождь. Народ сразу вышел проведать поля. Все кончено! На только что выжженных участках пробились, напоенные ранними дождями, ростки кустов и трав и захватили всю землю — некуда высадить даже зернышко риса. Потом пригляделись: на делянках, где побольше камней, дикая поросль стояла не так густо, и можно было еще высадить хоть немного риса да кукурузы. Но там, где камней мало, места для посева не осталось: всюду торчали крепкие, как гвозди, ростки. Эти делянки придется бросить. Во всей деревне двадцать очагов — двадцать семей. Расчищено было тридцать делянок, теперь двадцать из них пропали; осталось десять — и самых худших. Были еще делянки под хлопком, но на нем даже не завязались плоды, листья опали, и он засох.
С девятого месяца в деревне Конгхоа начался голод. Прежде других голод наведался в дом Гипа, первого в деревне бездельника.
— Гип, — говорили соседи, — лепив как камень.
И если кто отлынивал от работы, его укоряли:
— Ну, ты — сущий Гип!
В одиннадцатом и двенадцатом, в первом и во втором месяцах народ промышлял рыбу и охотился на оленей. Гипу нравилось ходить вместе со всеми — возьмет рожок и знай себе дудит. Потом, с третьего по девятый месяц, люди работают в поле. Но Гип и тогда то сидел у ручья, ловя рыбу, то хаживал в горы за оленем. Выбранит мать его на чем свет стоит — он, глядишь, отправится в поле, да только, как придет, усядется и глазеет по сторонам, с девушками болтает, а не то на рожке задудит.
— Ты что же, и сам дудкой стал? — выходила из себя мать.
А он в ответ улыбается, зубы скалит.
Гип и пел прекрасно, и играл. Но вот уже и в годы вошел, а жены все себе не сыскал.
— За него выйдешь — оба с голоду помрем, и он, и я, — говорили девушки. — А будут дети — и им конец!..
Вот Гип и оголодал первым. Сидит печальный, понурый. Но идти в горы — копать ли корни май, искать ли дикие овощи: все хоть какое-то подспорье — он не хотел. И одолжаться ни у кого в деревне не желал: стыд заел.
— Ты случаем не голодаешь? — спрашивал Нуп.
— Нет, не голодаю пока, — отвечал он. — Просто устал.
— Да отчего уставать-то?
— Сам не знаю, — протяжно вздыхал Гип.
Глаза его, и прежде чуть выпуклые, вовсе вылезли из орбит, словно торчали из глубоких черных провалов. Волосы стояли торчком.
Нуп спрашивал дважды и трижды.
— Нет, — твердил в ответ Гип, — не голодаю!.. Не знаю!..
Во всей деревне только в доме у Нупа да у старого Па, у сестрицы Зу и у дядюшки Шунга еще оставался рис — этак на месяц, на два.
— Надо бы подкормить Гипа, — говорил Нуп матери. — Очень уж он изголодался.
— Кукуруза-то созреет еще месяцев через шесть, — отвечала мать, косясь на невестку. — Отдашь ему рис, чем прикажешь потом кормить Лиеу и сына твоего, Хэ Ру?
Нуп сидел, глядя на сына, и сокрушался. Дядюшка Хо учил получше обрабатывать землю, есть досыта — иначе француза не одолеть. Видно, плохо возделал я поле, не исполнил наказа дядюшки Хо. А он услышит, что деревня Конгхоа голодает, — очень небось огорчится. И ведь целых четыре делянки расчистил в этом году. Но небо послало дожди до срока. Тут уж ничего не поделаешь. Можно было бы пораньше начать работы, опередить дожди, да старцы деревенские не велят. Мол, нарушим сроки, и небо нашлет моровое поветрие. Так теперь вот небо послало голод. Как тут быть?
Сам Нуп ел одни лишь дикие овощи да ростки бамбука. Пусть Лиеу и мать варят себе рис да едят, сдобрив пеплом. Ему ли бояться голода. Но он тревожился: не пришлось бы голодать Лиеу с матерью и маленькому Хэ Ру.
— Ладно, — сказал он, — как ни крути, а надо подкормить Гипа. Нам, того и гляди, с французом воевать, нельзя, чтобы люди помирали с голоду. Через денек-другой схожу в лес, накопаю клубней май, овощей диких соберу — чем не еда.
— А почему ты не поговоришь с Типом? — спросила мать. — Пусть сам нароет клубней, овощей соберет и ест.
— Изголодался он, где уж тут по лесам ходить. Вот подкормим его, скоро и сам пойдет в лес. Научу клубни копать.
Нуп отнес Гипу четыре горшка с зерном…
А голод день ото дня все усиливался. В деревне по целым дням ни души. Соседи — все до единого — собьются по трое, по четверо и уходят в лес искать клубни май, дикие овощи, съедобные листья. В прежние годы голод еще можно было выносить. Но нынче, без соли, вся эта зелень не лезет в горло. Да и ближайший лес оскудел: едва ли не все клубни вырыты из земли, овощи, листья съедобные сорваны. Изволь теперь отправляйся в дальние леса, да и там, бывает, нечего взять, кроме зеленых побегов бамбука.
Читать дальше