Владислав Шурыгин - Зенитная цитадель. «Не тронь меня!»

— Продержимся, Нестор Степанович. Не сомневайтесь. Вот, взгляните на карту. Нас сносит со средней скоростью…

Оба склонились над картой.

…До темноты действительно продержались, хотя в сумерках снаряды ложились даже с перелетом. Прибежал радист, доложил радостно:

— Товарищ командир! К нам вышли «Дооб» и буксир! Через час верный «Дооб», раскачиваясь единственным, направленным в сторону «Квадрата» огоньком-ориентиром, медленно подходил к плавбатарее. С него прозвучал такой знакомый голос Иващенко:

— На «Квадрате»! Здоровеньки булы! Как дела?

— Порядок! А где буксир? — отозвался Мошенский.

— Не один — два буксира! Подойдут в точку рандеву! Как двигаться будем? Якорь оторвало или еще цел?

Якорь был цел, но стал помехой: попробуй отбуксируй корабль, когда он царапает дно. Да еще, по закону подлости, якорь сейчас не держит, ползет, а когда буксиры потянут — упрется…

После недолгого совещания решили расклепать якорь-цепь взрывом.

Волны хотя и несколько утихли, но были еще достаточно высокими, чтобы смыть с палубы в ночное море. Требовались добровольцы для подрыва.

— Ну, мне сам Бог велел! — сказал мичман Бегасинский. Стоял уверенный, что без него не обойдутся. Еще бы, боцману по штату все якоря и якорь-цепи до самого жвака-галса [8] Жвака-галс — устройство в трюме корабля, служащее для экстренной отдачи якорной цепи. На плавбатарее такого устройства не было. подчинены. Действительно, не обошлись.

— Добро, — сказал Мошенский.

Помогать боцману вызвались многие, но Бегасинский отобрал двух Алексеев — Рютина и Воронцова. Оба нравились боцману. Воронцов — за спокойствие и рассудительность, Рютин — за неугомонность и желание быть нужным кораблю, товарищам.

Принесли обернутые в клеенку толовые шашки, бикфордов шнур. Обвязались на всякий случай линями.

— Разрешите выполнять?

— Действуйте, Александр Васильевич! — разрешил Мошенский.

Боцман поплотнее нахлобучил мичманку, взглянул на стоявших рядом с ним Рютина и Воронцова:

— Ну что, хлопцы, кнехты [9] Кнехты — вделанные в палубу металлические трубы (тумбы), предназначенные для закрепления буксирных или швартовых концов. еще не смыло, значит, и мы устоим. Пошли!

Трое моряков направились на бак, исчезли в густой черноте ночи. Только скользили лини сквозь цепкие пальцы страховавших матросов.

Казалось, прошло полчаса…

Наконец звонко зашлепали по мокрой палубе башмаки, и трое прибежали назад. Возле самой рубки Рютин поскользнулся, упал, но тут же вскочил:

— Порядок! Сейчас ахнет.

Недолгая вспышка высветила напряженные лица людей. Громыхнул показавшийся слабым взрыв.

Лейтенант Даньшин и мичман Бегасинский сбегали на бак. Вернувшись, доложили, что цепь расклепана. Якорь на дне…

— Ушла «Императрица Мария» на веки вечные, — искренне вздохнул боцман. — Попробуй теперь достань, если даже снадобится…

Завели буксир. «Дооб» напрягся и стал, судя по смыкавшейся воде, отводить «Квадрат» от берега…

Гитлеровцы почуяли что-то неладное — очевидно, засекли вспышку в море, — басовито прошелестел и шлепнулся левее, в воду, тяжелый снаряд… Затем сразу три столба выросли метрах в семистах за кормой «Квадрата».

— Спохватились, подлюги… Всей батареей бьють… — поеживаясь, сказал Воронцов.

— Ничего. Лупят с завязанными глазами. Уйдем. — Лебедев поглубже нахлобучил бескозырку-блин, сжал зубами ленточки.

— На «Квадрате»! — прокричал снизу, с «Дооба», Иващенко. — Попробую увеличить ход!

«Дооб» прибавил обороты.

— Уйдем! Море полегчало… — подал из темноты голос молчаливый Семен Здоровцев. Сказал профессионально, как бывший рыбак.

Волны по-прежнему «взрывались», но не было в них злости, взрывная сила казалась прежней разве оттого, что при встречном движении ударяли они в плоский борт плавбатареи, в ее «нос».

Прогудели и ухнули четыре снаряда. Снова с недолетом. Моряки повеселели. Послышались шуточки. Появилась абсолютная уверенность, что все будет в порядке. Облачность по-прежнему была низкой.

Через час ходу, в открытом море, «Квадрат» и «Дооб» встретили два буксира. Перебросили швартовы, впряглись и потянули.

Как медленно проплывал, приближался берег. Миновали Стрелецкую, Круглую, Камышовую бухты…

— Эге, куда это нас, братцы? В тылы никак отводят? Может, у Херсонеса поставят?

— Якорь «Императрицу Марию» утопили. Как же без него поставят-то?