Юрий Белостоцкий - Прямое попадание

— Чемпиону карельских лесов! — услышал он в тот же миг чей-то насмешливый голос.

— А-а! Так это ты!

Алексей узнал начальника метеорологической станции, немолодого, добродушного и веселого старшего лейтенанта Бахметьева. Уважая Анохина и хорошо зная его страсть к боксу, Бахметьев, слывший остряком, не упускал случая подшутить над ним. Так было и сейчас.

Но летчик, сорвавшись с места, сам бросился к нему. Стараясь увернуться, метеоролог отскочил в сторону, но не рассчитал. Неуклюже взмахнув руками, он по-смешному плюхнулся в сугроб. И не успел опомниться, как на нем уже верхом сидел Анохин.

— Так, так, хорошо! — не давая ему подняться, хохотал летчик. — Это вместо физзарядки тебе. Размять косточки-то надо. Полезно-о-о! — и его громкий, раскатистый смех далеко раздавался вокруг, будя все еще дремавшие окрестности.

— Отстань! Пусти, дьявол! — беззлобно ругался Бахметьев.

— Моли погодку — отпущу! — подтрунивал над ним Анохин. — Даешь «летную», а не то… — И он еще сильнее вдавил его в сугроб.

— Даю, даю. «Летную» даю, — поспешно согласился тот, словно погода и впрямь зависела от него.

— Ну, то-то…

— Вот, дьявол, задушил прямо, — отфыркиваясь от набившегося в рот и нос снега, продолжал незлобиво ворчать «метеобог», как в шутку называли на аэродроме Бахметьева. — А силища-то, сила… — и вдруг притворно строго набросился на Анохина. — Иди, боксер, собирайся, на самом деле летная сегодня.

— Правда? — обрадовался тот. — Значит, летим? Ну-ну, бегу, Павлуша, тороплюсь! — И он, хлопнув его по плечу, вприпрыжку побежал в землянку.

В дверях он чуть не сшиб с ног своего воздушного стрелка, сержанта Казакова. Тот, без рубахи, с полотенцем через плечо, выходил умываться.

— Собирайся, Сашок, летим сегодня! — радостно крикнул он ему. — Не мешкай! — и скрылся за дверью.

Казаков укоризненно покачал головой, потирая ушибленное место. Был он невысокого роста, черноват, с узким, почти девичьим лицом, на котором от шеи до подбородка багровел шрам.

«Ишь, как его распалило», — подумал он про своего командира и улыбнулся.

По прибытии на фронт, в полк, Александр Казаков в первый же день был зачислен в экипаж лейтенанта Анохина. Вскоре они стали друзьями и с тех пор не расставались. Анохин, по натуре кипучий и деятельный, полюбил своего стрелка за спокойный, хладнокровный характер. Упорный и трудолюбивый, Казаков с одинаковым усердием принимался за всякое порученное ему дело. Скромный, страшно робевший перед девушками, он был, однако, одним из храбрейших воздушных стрелков в эскадрилье. Казаков имел на своем счету уже четыре сбитых фашистских самолета.

Наскоро умывшись снегом, он вернулся в землянку. Анохин был уже одет. Сыпя остроты и прибаутки, он безжалостно стаскивал с постелей любителей протянуть лишнюю минутку под одеялом.

кричал он на ухо то одному, то другому и добавлял: — Летим, товарищи, летим.

Анохин всегда с нетерпением ожидал летной погоды, которая, по правде говоря, была редким гостем в Заполярье. Зимой при частых северных вьюгах бывали недели, когда полк не делал ни одного боевого вылета. В такие дни беспокойный летчик часто забегал на метеостанцию к Бахметьеву и, если тот не обещал «порядочной» погоды, понурив голову, опечаленный, возвращался к себе в землянку.

Но когда тучи рассеивались, небо прояснялось, он, позабыв о несправедливостях и каверзах природы, получив задание, снова веселый и радостный, спешил на аэродром, к самолету.

Так было и на этот раз. Быстро позавтракав, причем не позабыв попросить добавочной порции жареных макарон, до которых он был большой охотник, Анохин в составе эскадрильи поднялся в воздух и, сделав круг над аэродромом, взял курс на запад.

Штурмовка была ожесточенной. «Обрабатывая» крупную железнодорожную станцию, эскадрилья делала уже шестой заход. Взрывы бомб сотрясали воздух. Фонтаны перемешанного с землей снега вихрем взметывались в небо и медленно оседали на землю. Горели вагоны, паровоз, склады. Рвались цистерны, облака горящей нефти окутывали станцию. Густой черный дым расползался вокруг. Где-то растерянно и беспорядочно тявкали немецкие зенитки.

А штурмовики, быстро перестраиваясь, снова и снова заходили для атаки.

Но вот командир, выйдя из боя, качнул крыльями и повернул обратно. За ним, словно гусиная стая, потянулась вся эскадрилья.