Юрий Белостоцкий - Прямое попадание

— Я любил ее, товарищ генерал.

И обмер, и густо покраснел. Но не оттого, что слукавил перед этим замкнувшимся в горе суровым человеком или самим собою, а как раз оттого, что сказал правду, правду, убийственно неожиданную даже для самого себя.

… Когда Рапохин вскоре выходил из дома, оставив в изголовье у Наташи, как последнее «прости», финский нож с наборной рукояткой, комдив придержал его за локоть и голосом, вовсе несвойственным ему, проговорил негромко:

— Вы знаете, лейтенант, а ведь второй раз она могла б и не лететь…

Подобная откровенность человека, изо дня в день хладнокровно, казалось, посылавшего полки и эскадрильи на смерть, изумила бы каждого, но только не Рапохина.

— Знаю, товарищ генерал, — ответил он. — Короткая спичка… — и, одним махом сбежав с крыльца, ни разу больше не оглянувшись, торопливо зашагал на стоянку самолетов, на которой уже вовсю надрывались моторы.

Алексей Анохин только что проснулся. По обыкновению, выйдя из землянки, чтобы размять кости, как в шутку говорили о нем летчики, он с удивлением заметил, что вчерашняя метель утихла. О ней напоминали лишь высокие сугробы да переметенные тропинки, уходившие на аэродром, к самолетам. Сугробы с их зализанными ветром гребнями походили на вздыбившиеся волны, которые, так и не успев рухнуть в пучину, вдруг застыли, накрепко скованные нежданно ударившим морозом.

Свежий волчий след — эти глубокие, осыпавшиеся по краям вмятины Анохин увидел сразу — почти вплотную подходил к низкому, в две ступеньки, крыльцу землянки, затем, ненадолго пропав за одним из сугробов, снова поворачивал назад, на этот раз уже к крохотному оконцу, весело глядевшему на мир морозной росписью неведомого цветка.

— Н-да, поздновато я вышел, жаль, — невольно понизив голос до шепота, точно зверь все еще рыскал где-то поблизости, проговорил Анохин и присел на корточки, чтобы получше разглядеть след. — Видать, матерый, тяжело шел, — все так же шепотом добавил он, зябко поводя плечами.

Потом встал, настороженно огляделся по сторонам, прислушался.

Кругом было тихо, спокойно. Даже вечно ворчливый, всегда на что-то жалующийся темный лес, окружавший землянки летчиков, на этот раз не шумел. Густо окутанный туманом, он стоял молчаливо, не шелохнувшись, покорно опустив свои отяжелевшие от снега ветви, точно навсегда смиренный непогодой, наконец-то признавший над собой ее власть, хотя еще накануне он сопротивлялся ей, смело принимал на свою грудь один могучий удар за другим. Покорным, безмятежным была и небо. Скидывая темный полог ночи, оно заметно бледнело, набирало голубизну, новые, уже дневные краски. Слабый ветерок неторопливо сгонял с него редкие, сиротливые облака, меж которыми кое-где еще тускло мерцали одинокие звезды.

Повсюду, куда ни кинь взгляд, аэродром окружали похожие друг на друга холмы и сопки, наполовину поросшие чахлыми карельскими березками и кустарником, и лишь за летным полем, там, где сейчас, скованная льдом, до поры до времени дремала река, маячили высокие стройные сосны да тройка тополей-великанов, Вот, гася в небе звезды, из-за дальней кособокой сопки показалась горбушка зари. Она робко и несмело позолотила верхушки деревьев, заиграла на стеклах окон в землянках, кинула щедрую россыпь багрянца на бесконечные снега.

Анохин, не переставая любоваться игрой ее красок, принялся торопливо утаптывать вокруг себя снег. Светлые густые волосы его небрежно спадали на крутой, упрямый лоб и озорные, еще совсем мальчишечьи глаза. Атлетическая грудь (он был голый до пояса), крепкие, мускулистые руки, бронзовое, сохранившее загар тело выдавали в нем хорошо натренированного спортсмена.

Сделав себе нечто вроде площадки, Анохин выбросил одну руку вперед, за ней, чуть быстрее, другую. Повторяя, он ускорял темп. Это был «бокс», его любимое упражнение, входившее в комплекс ежедневной утренней зарядки. Заядлый спортсмен, страстный поклонник ринга, Анохин скоро вошел в азарт и через минуту уже так неистово молотил руками воздух, словно перед ним был опасный и сильный противник. Вот он, отражая мнимую атаку, быстро отскочил в сторону, мгновенье — и с новой силой ринулся вперед, градом ударов осыпая воображаемого врага. Глаза его разгорелись, лицо стало красным, от спины и шеи уже валил пар, а он, казалось, позабыв обо всем на свете, продолжал атаковать кого-то.

Вдруг большой, плотный ком снега ударил ему в спину. Анохин с недоумением обернулся назад.