— Пошли отсюда! — говорит дядя Вася.
Мы уходим со двора и уже у нашего дома снова вздрагиваем от этого ужасного крика, в котором нет теперь ничего человеческого…
— Что это? — с испугом спрашивает мама, отворяя дверь.
— Это Нюрка плачет по своему сыну, — объясняет брат. — Я знаю…
— Помолчи! — просит дядя Вася и, подойдя к окнам, плотно закрывает их.
Мы все садимся за стол и молчим.
«Спросит он меня еще о Митрофанове?» — думаю я. И через какое-то время, повернувшись ко мне, дядя Вася действительно спрашивает:
— Когда появится… твой друг?
— До комендантского часа.
— Вот спасибо!
— Давайте пить чай, — предлагает мама. — Я принесла булочки!
И так невесело проходит вечер…
Ранним утром я любуюсь ясным небом, предвещающим теплый день. Скоро закончится учеба, нас пошлют в деревню на работы. Я снова увижу и поле, и лес, и реку… Как я хочу уехать из Москвы и увидеть все это! Но сначала я должен получить письмо. И если не получу, то пойду туда сам…
— Привет! — слышу я за спиной. Славик догоняет меня. — Слышал, как Нюрка вопила?
— Да.
— Доволен?
— Нет… мне как-то нехорошо от всего этого.
Я вспоминаю вчерашний вечер и непроизвольно вздрагиваю.
— Да ты дрожишь! Уж не болен ли?
— Нет. Пройдет. Так со мной уже было… когда на рынке инвалиды излупили человека, укравшего карточки… Славик, скажи, ты мне друг?
— Спрашиваешь!
— А… ну, словом, если со мной что-то случится… ты… ты поможешь моей маме и брату?
— Вот дурак! Что с тобой может случиться?
— Все бывает.
— Помогу, конечно. Смотри, вон твой сержант!
Действительно, унылый, с сумкой в руках, медленно идет по нашей улице сержант Митрофанов. Увидев нас, он подходит.
— Куда ты?
— Майор послал по магазинам! Сказал, будешь стоять по очередям и покупать им… вам… продукты… за это.
— За что? — с интересом спрашивает Славик.
Но Митрофанов не отвечает.
— Ну, а как вечер?
— Потом расскажу. — И, махнув рукой, он переходит на другую сторону улицы.
Когда мы подходим к школе, из дверей котельной высовывается испачканное углем лицо дяди Вани. Блестя глазом, он машет нам рукой.
— Эй! — кричит он. — Пойди сюда!
Мы со Славиком приближаемся к нему, и он, все так же тараща единственный глаз, нагибается ко мне и сообщает, обдавая запахом одеколона:
— Победа!
— Что-о?
— Победа будет… со дня на день!
— Откуда ты знаешь?
Он недовольно косится на Славика:
— А ну, отойди!
Обиженный Славик не обращает на его слова внимания и остается стоять на месте. Тогда дядя Ваня толкает его в грудь рукой, которая мне напоминает лапу обезьяны.
— А ну!
Славик пятится, а дядя Ваня, приложив мокрые губы к моему уху, как будто он меня собирается поцеловать, шепчет:
— Трубы-то стали совсем светлые! — Желая проверить эффект от своих слов, он искоса смотрит на меня и добавляет: — Сам видел! И ты сходи! Никита сказал, что Аркадий Аркадьевич по тебе скучает.
Сердце колотится у меня в груди. Я смотрю в высокое весеннее небо. Победа… А вдруг все это правда? Ведь бывали же всякие чудеса… Ну разве не чудо, например, что мы выжили?
— Это — чудо! — приложив палец к губам, заявляет дядя Ваня.
И вдруг что есть силы притягивает меня к себе и целует, и всхлипывает.
— Прости старика! — И, махнув рукой, вне всякой связи с предыдущим говорит: — Деньги коплю!
— Зачем?
— На водку… Для победы. Это — пока. А потом — на похороны.
И дядя Ваня спускается в свою яму. А я, отерев лицо от его поцелуя, пахнущего одеколоном, подхожу к Славику.
— У тебя от меня тайны?
Я молчу.
— Почему он не сказал при мне?
Я не успеваю ответить: опираясь на палку, держа растрепанный портфель под мышкой и выкидывая вперед щелкающий протез, с низко опущенной головой медленно идет к школе директор.
— Старик стал! — шепчет Славик.
— Здравствуйте, Владимир Аверьянович! — здороваемся мы.
— Здравствуйте, — отвечает он как-то странно, будто со сна. — А какое сегодня число?
Мы отвечаем.
— Я так и думал, — говорит он и проходит дальше.
— Совсем чокнулся! — замечает Славик.
По возвращении домой я вижу хмурого Митрофанова, сидящего на диване в большой комнате со старым валенком на коленях. Перед ним — суровые нитки, проволока и большой кусок вара.
— Вот видишь… — Он показывает на лежащие на полу валенки.
— Что это?
— Губа! Ну, гауптвахта мне вышла от майора за мои прогулки.
— И надолго?
Читать дальше