Я становлюсь в очередь за водой, а Митрофанов отправляется искать шайки и пропадает в темноте длинного зала, наполненного паром, шумом голосов, плесканием воды, грохотом цинковых шаек.
А я думаю, сколько же времени у нас всех уходит на то, чтобы купить хлеб, сесть в трамвай, в автобус, попасть в баню, в парикмахерскую… и всегда ли так будет?
И вдруг я вижу Джевада Гасановича Орлеанского! Ведомый под руки двумя банщиками-старичками в фартуках из клеенки, он широко улыбается, сверкая золотыми зубами, выставляя вперед громадный, поросший черными волосами живот, похожий на брюхо кабана, переставляя тоненькие ножки. Он направляется к парилке. Все смотрят на него, пораженные безобразной толщиной его фигуры.
— Кто это? — слышу я за спиной.
— Директор овощного магазина.
Джевад Гасанович поворачивается, смотрит — и говорившие умолкают. Когда дверь парилки захлопывается за ним, кто-то из стоящих задумчиво говорит:
— Да… Кому война, а кому х… одна!
Мы сидим с Митрофановым в парной, на горячих мокрых досках, поджав ноги, и блаженствуем! Пот ручьями стекает по коже. Я смотрю на счастливое лицо Митрофанова.
— Слушай! Ты влюблялся? — неожиданно спрашивает он.
— Нет… то есть немного… — И я, конечно, краснею, хотя здесь это едва ли возможно.
— А я все время влюбляюсь! — со вздохом сообщает он. — И все время всех их, — я понимаю, что речь идет о девушках, — всех их хочу… — И он произносит с детства мне знакомое слово. — Понял?
— Всех, — хихикает тощий старичок, сидящий снизу и слышавший эту фразу, — нельзя! Но стремиться к этому надо!
Митрофанов не обращает на него никакого внимания, он поворачивает ко мне свое мокрое разгоряченное с прекрасными большими глазами лицо.
— Уговори майора отпустить меня сегодня вечером! Я тебе подарю… — И он шепчет мне на ухо: — Альбом немецких голых красавиц!
Вот это подарок! И мне кажется, что я люблю его еще больше!
— Спасибо! Я постараюсь… Но ведь он говорил тебе…
— Говорил-говорил! Ему хорошо: он семейный! Понял? И жена у него, говорят, красавица. А я… я ничего еще не видел! Я всего третий раз в жизни… А может, меня через месяц убьют?
Я содрогаюсь от этих его слов. Я смотрю на него, такого прекрасного… Нет! Это невозможно! Этого не может быть! Не может он быть так обезображен и искалечен, как тот, что ползет сейчас внизу и, желая подняться на полок, протягивает к нам руку всего лишь с одним пальцем…
— Ребята, помогите, — просит он. И мы подаем ему руки.
— Ну, поможешь? — спрашивает Митрофанов.
— Да! — твердо обещаю я.
Когда мы, вымытые и подстриженные, выходим из бани, темнота уже опустилась на город. Небеса, синея в зените, мерцают звездами; далеко в теплом воздухе разносится звон трамваев. Митрофанов смотрит на свои трофейные часы.
— Ладно… Я побежал! Выручишь с майором?
— Думаю, что выручу.
— Ну, пока! Совсем нет времени! Ни на что нет времени! — И он убегает.
Я машу ему рукой и медленно иду домой, размышляя, что и как скажу дяде Васе… И вижу его уже через несколько минут. Он стоит с моим братом в толпе у стенда с газетой, освещенной синей лампочкой, и читает.
Я подхожу и становлюсь сзади. Он тут же поворачивается и молча смотрит на меня.
А я держу два свертка белья под мышкой, вместо одного…
— Так… Один?
— Да, но…
— Где сержант? — спрашивает дядя Вася, и я понимаю, что свалял дурака, обещая заступиться.
— Он… он… — бормочу я, стараясь не глядеть на решительное лицо дяди Васи.
— Ты что, кроме этого сказать ничего не можешь?!
— Могу… Он пошел погулять! — И тут же понимаю, что ляпнул страшную глупость.
— Что??? — багровеет дядя Вася. — Погулять?!
— Да… Но он скоро вернется.
— Оригинально! Он это обещал?
— Да.
— Какой милый! Помнит, что он на службе!
Дядя Вася круто поворачивается и шагает широкими шагами, таща за руку брата. Я иду следом, думая, как же мне все-таки выручить сержанта. Так в молчании мы доходим до проходного двора, и тут до нас доносится жуткий вой. Мы останавливаемся и, подняв головы, смотрим вверх, откуда он доносится.
— Что это? — дядя Вася нарушает молчание.
— А вдруг это волки? — Брат крепче прижимается к нему.
— Я думаю… мне кажется, это Нюрка!
— Но это же нечеловеческий голос! — возражает дядя Вася.
— Нет, это она, — поддерживает меня брат. — Я видел, когда мы шли гулять, она побежала туда… Я сам видел!
Вновь раздается истошный жуткий вопль.
Читать дальше