Борис Земцов - Добровольцы

А наутро с нашей банной делегацией стряслась еще более неприглядная история. Измученные похмельем соотечественники забрели на кладбище Вышеграда. Ракия в граненых стаканчиках, что по обычаю оставляется сербами на могилах родных и близких, была вмиг истреблена. Была выпита водка, предназначенная для мертвых!

На каждую ночь приходится один-два караула. Обязанности караульного традиционны: вглядываться, вслушиваться и т. д. Заодно и поддерживать огонь в кострах-очагах, служащих обогревом наших шалашей-блиндажей.

Все успели обратить внимание на особую ясность ночей в здешних местах. Свет луны настолько силен, что без труда различается и положение стрелок на циферблате ручных часов, и детали одежды на коллеге-караульном, который топчется у соседнего блиндажа метрах в тридцати.

Ночью немногим ниже ноля градусов. Днем немногим выше той же самой отметки. Солнце яркое. На солнцепеке даже жарко. Снег в горах день ото дня убавляется, но ручьев, луж, сырости нет и в помине. Проталины появляются на свет совершенно сухими. В этом, похоже, особенность здешнего климата. Влага то ли незаметно уходит вглубь, то ли моментально испаряется. На склонах гор уже проявилось множество черных проталин. Это и радует (весна все-таки!), и настораживает. Бесснежная поверхность — бесшумный и бесследный путь мусульман к нашим позициям.

Днем нас снова обстреляли. Уже в который раз. Едва мы принялись за обед, примостив на коленях котелки с традиционным фасолево-свининным варевом, как сантиметрах в двадцати над палаткой зацвикали пули. Снайпер! Не устаешь удивляться гнусности их звуков. Раньше я думал, что самый неприятный звук рождает соприкосновение металла со стеклом. Ошибался.

На огонь ответили, приблизительно определив место, откуда стреляли. Тем все и кончилось.

Этой ночью время караула делил с Мишкой-Капелькой, сибирским казаком. С тем самым, который благодаря избыточному весу «сдох» в первом же рейде. Одиночество, ночная тишь и яркий лунный свет настроили Мишку на откровенность. Он с неподдельной грустью сетовал на окружение, на нравы в среде особняком держащихся казаков. Оценивая последних, несмотря на собственную принадлежность к ним, Капелька крут. По его мнению, в отряде слишком много «шариковых» и откровенных ублюдков. Обвинения не голословны. Мишка поражен фактами банного грабежа и последующей бездарной пьянки в «дурдоме», осуждает постыдную кладбищенскую похмелку. Вежливо слушаю, вежливо киваю, но откровенностью за откровенность платить не спешу. В недавнем рейде при посещении разоренных мусульманских домов Капелька сам «отличился»: с агрессивной активностью пихал в свой вещмешок все подряд. Включая сильно потрепанное барахло, стоптанную обувь, грошовые никчемные безделушки. И этот человек претендует на принадлежность к касте интеллигентов!

Впрочем, в характеристике тех, кто в нашем отряде причисляет себя к казакам, он во многом прав. Похоже, более чем наполовину — это быдло, тупое, хамовитое, слабое до водки, заносчивое и самоуверенное. И привело этих людей сюда не стремление утверждать справедливость (об истинных причинах здешних конфликтов у них нулевое представление), не желание помочь православным братьям в беде (кресты висят на каждом, но никто ни одной молитвы не знает, икон в казарме дюжина, но рядом с ними и курят, и матерятся), а желание пожить войной. Даже на деньги и трофеи им, по большому счету, плевать, главное — быть подальше от дома, семьи, обязанностей, законов, быть там, где главный закон — ствол, где можно чудить, пьянствовать, не думать ни о чем и ни о ком.

А еще недавно на патриотических тусовках я с благоговением любовался красавцами в казачьей форме с нагайками за голенищем. «Вот они — спасители России, вот он — хребет национального возрождения», — думал я. Старался не замечать, не воспринимать всерьез ни казачьи подразделения в составе «защитников» Белого дома в августе 1991 г., ни ползучие идеи казачьей самостийности, их надменность и высокомерие ко всему русскому.

Если так пойдет дальше — созреет вывод: возрождение казачества в нынешнем виде — процесс для Отечества малополезный, если не сказать — разрушительный.

Еще один малосимпатичный поворот в развитии «казачьей темы». Оказывается, отряд русских добровольцев, ранее базировавшийся в этих местах, был казачьим. Именно так большинство его бойцов и требовало называть это подразделение. В активе того отряда было несколько толковых акций, в том числе и рейд в район мусульманского села Т. Однако сербам казаки больше запомнились шумными дебошами, стрельбой без повода, затяжными пьянками. Да что там пьянками! Теперь уже даже сербы знают, что казаки притесняли и третировали в этом отряде «неказачье меньшинство», то есть русских, не менее их рисковавших и так же добровольно сюда приехавших. Да и между собой у казаков проблем хватало. Те, кто приехал с Дона, в грош не ставили своего командира — казака московского Виктора. Зачастую его приказы не выполнялись. «Донцы» попросту посылали в известном направлении «столичного атамана». Конфликты перерастали в драки. Несколько раз случалось, что командир был… бит своими подчиненными. Для боевого отряда это недопустимо. Это свидетельство отсутствия дисциплины. Это могло обернуться серьезными последствиями.