Виктор Верстаков - Афганский дневник

Божится: все сделал, как надо, и пальцами чувствовал.

— Если, — говорю, — через две минуты не рванет, летим к мосту, но садиться не будем: обвяжем тебя, сынок, длинной веревкой и опустим — снова подожжешь.

— Есть! — отвечает. — Сделаю, товарищ полковник.

Готов выполнить приказ, не задумывается даже. А в вертолете, ясное дело, никакой веревки больше нет — ни короткой, ни длинной. Только поговорили с бойцом — ба-бах! Обрадовались, обнимаемся, летим к мосту: стоит, проклятый, как и стоял. Да что же он, заколдованный?! Снизились, сбоку зашли — отлегло от сердца; конструкции обломились, рухнули от быка в воду, просто сверху-то кажется, что линия ровной осталась…

Прилетели, пошел я на КП. Генерал-лейтенант хмурый:

— Разве тебе летать разрешается?

— Так точно. При назначении на должность получил разрешение командующего, потому что теоретиков много, а практиков мало. Он, правда, на меня посмотрел как на сумасшедшего, но в исключительных случаях летать позволил.

— Сумасшедший и есть… Так ты самолично бомбу влепил?

— Не было никакой бомбы. Мешками отработали.

Переждав наш смех, полковник шутливо закончил:

— Такие крепкие люди, как я, по пословице только в Сибири рождаются. Хотя, конечно, без исключений никакого дела не бывает…

Самолет зарулил на дальнюю стоянку. В салоне торопливо отстегивали растяжки от уазика, у которого недоставало брезентового верха и наверняка чего-нибудь внутри: при погрузке его кое-как завели с попытки этак пятидесятой. Но в Н. знали, что борт доставил машину, и лишний транспорт на стоянку решили не гнать. Простился с летчиками, пошел напрямик: через рулежную полосу, потом через взлетно-посадочную.

Сюда, на этот относительно близкий аэродром, попал сам не пойму как: то ли случайно, то ли неотвратимо. В первую афганскую командировку провел три дня у наших десантников, стоявших лагерем на краю аэродрома, подружился и побывал в кое-каких внелагерных экспедициях с майорами Вячеславом Жуковым и Николаем Мамыкиным, работал (как журналист, конечно) в местных охранениях, несколько раз выбирался к афганским летчикам и зенитчикам — короче говоря, информацию и впечатления собирал добросовестно, с запасом. В нынешней поездке планировал посетить другие гарнизоны, далекие углы страны, что и выполнял без отклонений. И вдруг, высаживаясь из одного самолета, чтобы спешно бежать в другой, улетающий именно в «угол», услышал переговоры экипажа: обед откладывается, приказано срочно перебросить людей и груз в Н. Стал в тенек под крылом — плоскостью, как чаще говорят летчики, и занервничал: так захотелось вдруг рвануть по старому адресу!..

Мой товарищ по газете однажды рассказывал: до сорока лет неудержимо тянуло в памятные места, туда, где много пережито, а после сорока — как отрезало, не тянет. Я решил, что мне в Афганистане не обязательно дожидаться, пока перестанет тянуть по старым адресам…

Выпрыгнул из люка борттехник: «добро» на взлет получено, убрал тормозные колодки. Махнув рукой на свои рефлексии, влез следом за борттехником в самолет.

И вот шагаю по громыхающим железным секторам рулежки, по бетонным плитам взлетно-посадочной полосы знакомого аэродрома Н., ориентируюсь по интуиции — вроде бы лагерь десантников там, за полосами, а спрашивать неудобно, да и не у кого: авиаторы почти не вылезают из самолетов и вертолетов, взлетают, садятся — работают, в общем. Между взлетно-посадочной и предполагаемым лагерем промчался по грунтовой дороге грузовик, поставил высоченную пылевую завесу. Сквозь оседающую пыль постепенно, не сразу, узнаю приметы лагеря. Трудно дышать, даже когда уже форсировал пылевую завесу. Не сразу понимаю, что тяжело дышится от волнения.

В лагере те же палатки — выгоревшие, выцветшие, но стоят они теперь на фундаментах. В глубине замечаю ряды деревянных скамеек, белый экран с дощатым навесом, голубую кинобудку под шифером — все аккуратно, красиво. На солнечной стороне, на возвышении, в аккуратно сбитой загородке сушится лук, в двух десятках метров левее сверкает под полуденным солнцем стеклянный фасад маленького походного магазинчика военторга, похожего на игрушечный сказочный домик, встречные солдаты и офицеры одеты в добротные, хорошо выглаженные хэбэ. Короче говоря, по всем внешним признакам чувствуется, что Вячеслав Жуков — он у десантников был тогда заместителем командира по тылу — никуда не уехал.

Дежурный охотно подтверждает, что Жуков здесь, ведет меня к домику командира. В домике, в правом от входа углу коридора, на половике стоят израильский автомат, английская винтовка БУР и старинное инкрустированное ружье — мултук, как называют в Афганистане. Сразу после знакомства спрашиваю командира (он человек относительно новый, с ним раньше не встречались) о Жукове.