Виктор Верстаков - Афганский дневник

Самое большое расстояние, пожалуй, я пролетел о вертолетчиком капитаном Валентином Швыдким. Правда, сюда включаю и совместное путешествие из Союза в Афганистан на транспортном реактивном самолете, когда мы оба были пассажирами. А познакомился с Валентином еще раньше — на земле, перед отлетом. Справедливее говоря, не познакомились, а были представлены ДРУГ другу кипучим, неудержимым Эдиком Беляевым, сотрудником газеты одного из наших южных военных округов. Эдик, тоже бывавший в Афганистане, вручил мне на дружеской церемонии проводов добрый десяток рекомендательных писем, а на аэродроме, похоже, задался целью перезнакомить со всеми попутчиками. Впрочем, люди сами тянулись к Эдику, обвороженные его веселой энергией, властностью и дружелюбной иронией. Что уж скрывать: завидовал тогда и завидую сейчас Беляеву — я-то схожусь с людьми медленнее, а в нашем журналистском деле это помеха.

Вторично встретил капитана Швыдкого дней через пять, уже в Афганистане. Надо было спешно лететь на северо-восток, а юркие, непоседливые, как обычно, «ми-восьмые» успели рано утром уйти на юг. К обеду на вертолетной площадке, покрытой громыхающими под ногами железными секциями, сутулились лишь два огромных «ми-шестых», бессильно опустив длинные лопасти ниже кабин. Не верилось почему-то, что эти огрузневшие махины, похожие на захмелевших запорожских казаков с замоченными и обвисшими усами, оторвутся когда-нибудь от земли. Но командир местных вертолетчиков майор Валерий Беличенко без лишних слов черкнул на страничке моего блокнота их бортовые номера, лихо расписался после слова «разрешаю» и посоветовал не медлить с посадкой.

Грузовой салон «ми-шестого» размерами и акустикой напоминает заброшенную церковь. Высоко над головой сходятся стропила-шпангоуты, сквозь распахнутые грузовые створки задувает ветер. В «церкви», однако, попахивало бензином: посреди салона стояли железные бочки. Ну, а роль царских ворот играет двустворчатая дверь со стеклянными окошками, задернутыми зелеными шторками. Дверь скрывала от неверующих в чудеса авиации кабину пилотов, в которой кроме двух летчиков помещались еще радист, борттехник и впереди внизу, в стеклянном закутке, — штурман. Штурман показался знакомым, я спросил, где мы виделись.

— Да с Эдиком Беляевым, он провожал, помните?

Как не помнить Беляева…

Командир экипажа — черноволосый, худощавый, очень спокойный майор Виктор Красиёв неторопливо оглядел приборы, надел и расправил черные перчатки, надолго задумался о чем-то своем, потом спросил:

— Сколько у нас топлива?.. Чего тогда ждем?

Мне дали шлемофон с ларингами, слышу в наушниках переговоры Красиёва с ведомым вертолетом и руководителем полетов:

— «Ромашка»… запуск группе.

Очень медленно пошли лопасти, на третьем обороте начали подрагивать и приподниматься, через несколько секунд вместо лопастей замелькали только их тени.

— Контрольная!

Вертолет оторвался от земли, повисел на малой высоте, снова опустился, рванулся вперед по железным секциям. Потом кабина как бы нырнула вниз это был взлет, уже не контрольный, а настоящий.

— В стороночку отойди, — попросил Красиёв ведомого.

— Добре. Отошел, — откликнулся тот.

Сижу на табуретке между Красиёвым и правым летчиком — молодым усмешливым красавцем лейтенантом Игорем Степновым («Ты, конечно, Игорек, лучший правый летчик в ВВС, но не забывай, что сделал тебя таким твой родной командир», — говорил Красиёв Степнову, когда я переписывал в блокнот состав экипажа). Капитан Швыдкий сразу уткнулся в карту, сплошь коричневую. Высовываясь из своего стеклянного штурманского закутка, он оказывался на уровне педалей управления, рядом с ботинками летчиков, просунутыми под резиновые ремешки.

Что и говорить, полет над горами очень красив. Мерцает рассеченное лопастями солнце, тяжелый вертолет гудит, дрожит, укачивает, горы на горизонте кажутся цементными, а под нами — коричнево-красными, по низинам и невысоким хребтам тянутся белые тропы. Очень эффектны и летчики. Степнов на фоне солнечного окна вообще выглядит живым памятником в честь героев афганского неба. Красиёв в полете отбросил солидную медлительность — то повернется к радисту, то запросит бортмеханика из грузового салона, потом, отстегнув ларинги, прокричал что-то вниз Швыдкому. Валентин в ответ заулыбался, стукнул себя кулаком в грудь, приподнял коричневую карту, ткнул в нее для наглядности пальцем.