Вячеслав Кондратьев - Отпуск по ранению

– Ты не успеешь, – сказала Тоня.

– Что ж делать? – растерялся он. – Я побегу все-таки, Тоня. Как-нибудь доберусь…

– До комендатуры? Тебе очень хочется ночевать там? Позвони матери, что ты остаешься у меня. Я постелю тебе в столовой. – Тоня улыбнулась, заметив и растерянность и смущение на лице Володьки.

– Мама спит, да и всех соседей разбудишь звонком. Черт возьми, как мы проглядели время!

Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, еще не решив, что делать, но тут Тоня, уже несшая белье в столовую, сказала, что если его мать будет волноваться, то позвонит сюда, и будет лучше, если он окажется здесь, чем неизвестно где. Это убедило Володьку.

– Я открою дверь своей комнаты, и мы сможем переговариваться. Правда, я привыкла жить одна, но иногда ночами бывает жутковато. А тут я крикну – вы здесь, лейтенант Володька? А ты ответишь – я здесь, и будет очень здорово, – говорила Тоня, стеля белье на диван.

И только сейчас до Володьки дошло, что этой ночью он будет с Тоней. Он не знал, что случится этой ночью, но предощущение чего-то необыкновенного пронзило его, и он неверными, чуть дрожащими пальцами достал портсигар, вынул папиросу и закурил, изломав не одну спичку.

– Надо немного отодвинуть стол, Володя, – сказала Тоня и опять улыбнулась, глядя, как Володька стал отодвигать тяжелый стол, который полз вместе с ковром, задирая его и морща, не догадываясь от волнения приподнять его.

Наконец стол был отодвинут, ковер заправлен.

– Принеси, пожалуйста, подушки из моей комнаты, – попросила Тоня.

В Тонину комнату Володька не заходил ни разу. Тоня всегда говорила: "Там у меня страшный кавардак", – и сейчас он входил туда с каким-то трепетом. Свет был там не зажжен, и в полумраке белела оправленная Тонина постель, голубовато поблескивали какие-то флаконы на туалетном столике, пахло Тониными духами… Володька, будто совершая святотатство, чуть дотронулся пальцами до ее постели и сразу отдернул руку, словно обжегшись.

– Принес? Давай. – Тоня взбила подушку и положила ее на диван. – Теперь баиньки, лейтенант Володька.

– Я не засну, Тоня, – как-то жалобно пробормотал он.

– Заснешь, – ответила она и прикоснулась губами к Володькиному лбу. – Спокойной ночи.

Тоня пошла в свою комнату, щелкнув по пути выключателем. Свет погас.

Володька, не раздеваясь, сел на диван, обхватил голову руками. Громко отбивали в тишине секунды большие настенные часы, на улице изредка, шелестя шинами, проезжали машины, где-то прозвенел запоздалый трамвай. Из Тониной комнаты доносился звук ее шагов, потом скрип кровати, – видимо, она легла.

– Спокойной ночи, – шепотом сказала она.

– Спокойной ночи, – ответил он почти беззвучно и стал снимать ботинки.

И от простыни и от подушки, в которую он уткнулся, пахнуло Тониными духами. Тоня была совсем рядом, всего в нескольких шагах от него. Она не закрыла дверь своей комнаты, и Володька видел синеющее окно, туалетный столик… Саму Тоню он не видел, но она была рядом, и одно это казалось чем-то удивительным и необыкновенным.

– Ты не спишь? – донесся шепот Тони.

– Нет.

– Я тоже. Но ты спи.

– Постараюсь, – прошептал он.

– Как тихо…

– Да, очень…

Этот тихий, приглушенный ночной разговор был тоже чудом. Володька перевернулся на спину, протянул руку к столу, достал папиросы, чиркнул спичкой.

– Ты куришь? – спросила Тоня.

– Да.

Потом они долго молчали… Володька чутко прислушивался – вот Тоня вздохнула, вот перевернулась на другой бок, и кровать скрипнула, вот как будто она поднялась… Да, поднялась и пошла открыть окно. Володька видел ее легкую тень около рам. Потом опять легла и долго ворочалась. Кашлянула. Вздохнула. И прошептала:

– Тебе хорошо?

– Очень.

– Мне тоже.

Володька докурил папиросу и лежал с открытыми глазами и знал, что пролежит так всю ночь не только потому, что не хочется спать, а потому, что жалко заснуть и потерять во сне то, что сейчас наполняет его.

И вдруг где-то далеко грохнул взрыв, потом еще, еще… И сразу же уже совсем близко затрещали зенитки, стоящие, видно, около Новодевичьего.

– Володя, тревога…

– Слышу.

Он видел через открытую дверь Тониной комнаты, как небо заполосилось прожекторами. Тоня в накинутом халатике бросилась к окну.

– Самолеты! Володька, иди посмотри…

Он поднялся, начал нашаривать рукой брюки, но не нашел, а тем временем Тоня, увлеченная воздушным боем, крикнула:

– Один падает! Ну, иди скорей!

Тогда он вскочил и, как был, в трусах и майке, подбежал к Тоне.