Юрий Авдеенко - Линия фронта

Практичный Иноземцев сказал:

— Двоим нам эта затея не по зубам, Землянка с шоферней как заноза.

— Не скули, — ответил Чугунков. — Сам же твердишь: «Главное — не торописа и не волноваса». Во-первых, нас трое; во-вторых, шоферня будет дрыхнуть.

Степка, проблуждавший уже четверо суток в лесу, с благодарностью посмотрел на Чугункова. Ему сразу понравился этот здоровенный, как борец, солдат. Грубоватый, но бесхитростный.

Иноземцев вначале косился на мальчишку и даже предложил Чугункову:

— Оставим ему хлеба и банку консервов. Обуза он нам в разведке…

— Чурбак ты, Иноземцев, — добродушно ответил Чугунков.

А Степка, услышав фамилию Иноземцева, спросил сразу:

— Вас не Иваном зовут, дяденька?

— Иваном, — настороженно ответил разведчик.

— А я вашу Нюру знаю… Она же с нами живет. С мамой моей работает в одной столовой.

Крепко, очень крепко любил Иноземцев свою молодую жену. Степка утонул в его объятиях. Ствол автомата, словно щенок, терся о ногу Степана, а каска небольно стучала по лбу, когда Иван целовал его худое, позеленевшее лицо.

— Малый, да ты же легок, как пустая тара, — сказал Иноземцев, поставив мальчишку на землю и глядя на него с удивлением и с сожалением.

— Я всегда такой.

— Чем питался? — спросил Чугунков, развязывая вещевой мешок.

— В первый день ничего не ел. Не хотелось. А потом собирал каштаны. Под прелыми листьями их тут много…

— Каштаны — это муть, — сказал Чугунков. — На вот, подкрепляйся.

Сало на хлебе белело, как корка снега. Прожевав кусок, Степка гордо сказал:

— А я знаю, где немецкий автопарк находится.

…И вот сейчас они наблюдают за автопарком. А в кармане у Степки лежит пистолет, взятый Чугунковым у немецкого офицера, везшего чемодан с глазными протезами.

— На дело пойдем в двадцать три часа двадцать минут. Шоферня уже будет спать, но мочиться выходить им еще рано. — Чугунков говорил сквозь зубы, следя за тем, как в вечерних сумерках к автопарку подъехала машина с высоким верхом, крытым темным брезентом.

— Девятнадцатая, — сказал Иноземцев.

— Но не последняя… Слышишь, гудит?

Натужно ревя мотором, приближался бензовоз. Его длинная круглая цистерна в серых камуфляжных пятнах была похожа на дирижабль.

— Кормилец… — ласково сказал Чугунков. — Тепло будет.

От глаз Чугункова разбежались азартные морщинки. И он даже крякнул, предвкушая удовольствие. Конечно же зрелище могло оказаться впечатляющим.

— Я хоть и первый раз в тылу, — сказал Иноземцев, — и порядки ихние не знаю, но удивляет меня один факт…

— Говори проще, не перед кладовщиками распинаешься.

— Ограда в одну проволоку метров триста по длине будет, а охраны считай никакой…

— Два поста. Смотри лучше.

— А внешней охраны нет. Почему бы им патрульных вдоль проволоки не пустить? Для какой цели тогда просека сделана?

Действительно, кустарник был вырублен возле ограждения, и кольцеобразная просека шириною в два-три метра опоясывала весь автопарк.

— Для лучшего обзора, — предположил Чугунков.

— Два метра — это не обзор.

Еще некоторое время они вполголоса обсуждали загадку просеки, вспомнив, что за целые сутки ни один немец не выходил за проволоку, и потом решили, что просека минирована. На эту мысль Чугункова навел Степка, читавший однажды в газете, как в одной станице немцы минным кольцом окружили и комендатуру, и прилегающий к ней сад.

— Если полоса минирована, план нужно менять. Не черта из себя богатырей корчить! Девяносто шансов из ста, что мины там сидят густо. Покалечимся — и фашисты нас на собственный баланс заприходуют, — заявил Иноземцев.

— Струсил, Ваня?

Обиделся Иноземцев:

— Зачем так говоришь? Головой думай. Умирать, так с пользой.

— Молодец, смерти не боишься. Только лазейку оставляешь. Да не сердись, это я так. Немножко нервничаю. А про пользу ты верно говоришь.

— Сам знаю, — огрызнулся Иноземцев.

— Для молодой жены себя сохранить опять-таки надо… Не отнекивайся…

— А чего отнекиваться? Сам, брат, верно, не откажешься.

— Угадал… На жену в атаку ходить — не на фрица… — И без всякого перехода: — А вдруг мы сами страх на себя нагоняем? А вдруг никаких мин нет?

— Тоже может быть, — согласился посерьезневший Иноземцев.

Теплый, влажный воздух был неподвижен, как лужа. Он и цветом напоминал стоячую воду, потому что солнце уже ушло за гору, и серая, подернутая зеленью дымка неподвижно висела над автопарком, и отсюда, с высокого склона, он казался лежащим на дне аквариума. Белые прогалины оврагов круто сбегали вниз. Они были очень светлыми в этот час, точно целый день копили солнечный свет и теперь делились им с небом, высоким и круглым, на котором уже стали появляться первые блеклые звезды.