Юрий Николаевич Авдеенко
Сколько зим…
Земля лежала под инеем, тонким и чуточку сизым от хмурого рассветного неба, нависшего над горами. Дорога белесой лентой разматывалась вдоль склона, по которому вниз, к оврагу, сбегали каштаны с широкими безлистыми кронами, тоже прихваченные инеем, но не такие светлые, как дорога.
Впереди на взгорке маячило подворье. И дым валил из трубы, пригибаемый ветром к длинной, одетой в железо крыше.
Четверо бойцов красного кавалерийского эскадрона - Иван Поддувайло, Семен Лобачев, Борис Кнут, Иван Беспризорный - ехали на лошадях и вели негромкий разговор.
- Это тот дом, - сказал Поддувайло. Он был старшим группы. - Здесь окрест километров на пятнадцать другого жилья нету. Нужно заслонить егерю путь к югу. Пужнуть его выстрелом в случае чего…
- Верно, - согласился Кнут. - Если он смоется в заповедник, тогда амбец. Тогда можно разматывать портянки и сушить их на солнышке.
- Почему? - пробурчал Лобачев.
- Потому, что Северокавказский заповедник он знает лучше, чем ты свои грабли.
- Некультурное сравнение, - вмешался Беспризорный. - Огрубел ты, Борис. Можно сказать, знает лучше, чем ты свои пять пальцев.
- Это тебе для стихотворений культурные сравнения нужны. А жизнь на них плевать хотела. Она со всякими дружит - и с культурными и с бескультурными.
- Прекратите чепуху молоть, - строго сказал Поддувайло. - Слухайте приказание. Красноармейцы Лобачев и Кнут, ступайте в овраг и как можно швыдче выходите вон к тому карьеру. Ясно? Мы с Беспризорным пойдем прямо в хату…
- Опасно, - заметил Лобачев.
- Все равно вражину брать нужно. Прикрывайте.
Борис Кнут и Семен Лобачев слезли с лошадей.
Было раннее-раннее утро. Дул резкий ветер. Тучи, лохматые и седые, лениво надкусывали горы. И горы стояли без вершин, словно люди без шапок. И тишина была белой и немного сладкой от запаха прелых листьев.
Опустив морду, лошади с большой осторожностью ступали по скользким листьям, под которыми дремал овраг. И голые прутья кустарников мокро хлестали их по ногам и по крупам.
- Как ты думаешь, Семен, - спросил Боря Кнут, - у этого старого паршивца самогон есть?
- Заботы у тебя несерьезные, - ответил Лобачев укоризненно.
Боря Кнут не смутился. И не без хвастовства заявил:
- Я и сам несерьезный. Таким меня папа с мамой сладили.
- Среди людей живешь.
- Люди разные встречаются… Человек, он, понимаешь, Семен, как арбуз. Его же насквозь не видно. Это только в бутылке все ясно и прозрачно.
- Болтун ты, Борис… Уж лучше что-нибудь про любовь бы рассказал, про женское сердце…
- У кого что болит, тот про то и говорит, - усмехнулся Боря Кнут. - Относительно Марии сомневаешься. А ты плюнь па сомнения. К сердцу прислушайся. Там и ответ найдешь. Тем более не спец я по женской части. Женщины любят красивых и серьезных.
Овраг круто уходил вверх. Узкие камни лежали один па другом долгими желтыми пластами.
- Нам здесь не выбраться с лошадьми, - сказал Боря Кнут. - Лошадей привяжем в овраге. Им тут спокойней будет и безопасней. Вдруг тот псих стрелять начнет. Он птица непростая. Связным в банде Козякова был…
Семен Лобачев вздохнул:
- Места, конечно, необжитые. И даже жуткие.
- В том-то и заковырка. Как сказал бы Поддувайло: «Я тебе бачу, а ты мене ни».. Может, старый черт нас давно на мушке держит. И наши молодые жизни от его фантазии зависят.
…Привязав лошадей, они выбрались наверх и, пригнувшись, пошли прямиком к карьеру. Дом егеря Воронина был отсюда на расстоянии полусотни метров. И они хорошо видели, как Иван Беспризорный, вскинув винтовку, присел за забором, а Поддувайло поднялся на крыльцо. Он недолго стучал в дверь. И ему открыла женщина в ярком сине-красном переднике. Он что-то сказал ей, а потом они скрылись в даме. Вскоре в дом пошел Иван Беспризорный. Было впечатление, что Поддувайло позвал его, выглянув в окно.
Семен забеспокоился:
- Может, нечисто там. И помощь наша требуется.
Читать дальше