Юрий Иваниченко - Крымскй щит

Володя забросил на плечо линялый армейский «сидор» и, буркнув на ходу татарам: «Спасибо, мы мигом…» — обогнал Тимку, сворачивая с дороги в бурьяны, в сторону, где слоился над речкой, как сизый квасной гриб в мутной банке, утренний туман…

— И что вам и впрямь пяти минут хватило? — иронически удивился Фёдор Фёдорович, слюнявя край самокрутки.

— Да, ладно, скажете тоже, пяти… — несколько фамильярно фыркнул Володя (от кумира, Серёги, панибратской манеры нахватался, наверное).

И тут же, спохватившись, добавил:

— Товарищ командир…

— Давай-давай, докладывай… — Беседин потянулся к гильзе зенитного снаряда, на сплющенном конце которой плясал раздвоенный оранжевый язычок пламени.

— Мы время от времени огородами подбирались к улице… она там, знаете, толком одна, остальное так себе, переулки да закоулки…

— Знаю-знаю… — пыхнул Беседин вязким зеленоватым дымом самосада, от которого даже пламя коптилки в блиндаже затрепетало одышливо, замутнело.

— Так вот… — придвинулся к столу Володя и, отставив алюминиевую кружку с парующим земляничным «чаем», подтянул к себе чистый оборот листовки: «Что тебя ждёт в немецком плену?» — предполагалось, ждут горячая пища и скорейшее возвращение к семьям. Этого добра в последнее время в лесу было в избытке — щедро разбрасывали немецкие «рамы», будто ведомство Геббельса озаботилось вдруг снабжением партизан бумагой для курева.

— Тут, перед башней Гаравул… — это «сторож» по-ихнему, значит, Сторожевая, — наслюнявил огрызок химического карандаша Володя и принялся вычерчивать на листке извив просёлка и выступающий на него кружок башни, — …которую они приспособили под склад, сколько там той башни осталось…

— Два уровня, на третьем перекрытие сгнило. Я там с пионерами был в походе, когда… — торопливо сунулся было Яшка, обрадовавшись возможности подать свой весомый «командирский» голос, до сих пор не слишком-то востребованный…

— Чего склад? — перебил его командир, обращаясь к Володе.

— Не знаю чего… — смущенно замялся тот. — Рядом был штабель зелёных фанерных ящиков, больших таких… — размахнулся Володя по-рыбачьи руками. — А что в них? Разве спросишь кого?

— Если фанерных, значит, не боеприпасы, — со знанием дела заметил дед Михась. — Боеприпас — он завсегда тяжелый, скажу я вам. Его в доске меньше чем в полтора дюйма шибко не поносишь. А если и впрямь немец сюда на переформирование прибыл, то в фанере, скорее за всё, обмундирование…

— Точно! — подтвердил Тимка, выглянув из-за Володиного локтя. — Ящики на брюхе татарин таскал, сам-один, а фашист рядом сидел, курил да подгонял.

— Возможно, — согласился командир, стряхивая пепел самокрутки на земляной пол. — Продолжай…

— Тут, на майдане, сразу за башней… — очертил Володя неправильный овал небольшой, разъезженной топи-площади перед базаром и сельсоветом. — Три грузовика стоят, броневик и «жук», ну, такой армейский, они его «фольксваген» называют. Наверное, те, что всё это барахло сюда привезли, бензина дожидаются…

— С чего ты взял? — удивился Фёдор Фёдорович.

— У грузовиков канистры выставлены и горловины баков без замков.

— Молодец… — одобрительно кивнул Беседин. — Очень ценная для разведчика наблюдательность.

— А самое, что очень ценное… — вдохновленный похвалой, Володя мельком обернулся в сумрак землянки и заговорщицки понизил голос, будто следующее его сообщение носило исключительно секретный характер и предназначалось только для командирских ушей. — Сегодня в 19.30 немцы в клубе кино будут смотреть! — прошипел он так, что было слышно, пожалуй, даже часовому у входа в штабную землянку снаружи.

— Откуда знаешь? — недоверчиво повел бровью Фёдор Фёдорович. — Разговаривал с кем?

— Зачем? — снисходительно пожал плечами Володя и добавил не без гордости: — На афише прочитал, на заборе, что кругом базара идет от реки. Там ещё газета была татарско-немецкая «Азат Кырым — Освобождённый Крым» и фашистские листовки: так расстрелять, сяк расстрелять…

— А разве ты у нас по-немецки читать умеешь? — ревниво вклинился Яшка Цапфер, единственный, кто, по понятной причине, знал немецкий язык вполне прилично, то есть воспринимал на слух по семейной традиции воспитания. Но чтобы писать, читать? Так — через пятое, на десятое, в тесных рамках школьной программы…

— Афиша типографская была… — недовольно покосился на него Володя. — На ней актрисулька какая-то намалёвана в брильянтах, красивенная, и белый уголок для времени сеанса отведен, а оно от руки написано. 19.30… — повернулся Володя к Яшке, — …оно и в Африке 19.30.