Ион Деген - Война никогда не кончается (сборник)

Накрапывал теплый дождик. Танк перевалил через железнодорожные пути и медленно поднимался по уже знакомой улице мимо кладбища.

Я был пьян. От водки. От сознания, что выжил в пятидневном аду. От силы, прущей из каждого мускула.

Общевойсковой капитан поднятой рукой остановил мою машину.

– Гвардии младший лейтенант, это вы командир взвода?

– Я. – С вами хочет побеседовать товарищ Эренбург, – капитан ткнул указательным пальцем в сторону кладбища.

На мраморной плите сидел Илья Эренбург в черном, блестящем от дождя немецком плаще. Напротив сидел немецкий генерал. Несколько солдат с автоматами охраняли эту группу.

Илья Эренбург! Как мне хотелось поговорить с ним! Пламенные статьи Эренбурга и «Василий Теркин» Твардовского воевали рядом со мной. И вот сейчас, здесь, в нескольких метрах от меня настоящий, живой Илья Эренбург и почему-то хочет побеседовать со мной.

Откуда мне было знать, что вчера в Москве прогремел салют – двадцать залпов из двухсот двадцати четырех орудий в честь взятия Вильнюса. Эх, мне бы двадцать выстрелов из одного моего танка! Уверен, что салют не стал бы менее громким, если бы стреляли только двести двадцать три орудия.

Но это я так думаю сейчас. В ту пору подобная крамола не могла забраться под мой пропыленный и промасленный танкошлем. И конечно, я не знал, что в приказе Верховного главнокомандующего среди особо отличившихся частей назвали Вторую отдельную гвардейскую танковую бригаду и добавили к ее многочисленным титулам звание Вильнюсской за то, что из восемнадцати танковых взводов бригады воевал только один, а еще точнее – из шестидесяти пяти воевало только три танка. Уверен, что Верховного главнокомандующего не волновали подробности, которых он к тому же не знал. Но дотошный Эренбург, наверное, знал. И может быть, именно поэтому он хотел побеседовать с младшим лейтенантом.

А уж как младший лейтенант хотел побеседовать с Эренбургом! Прочитать бы ему мои стихи. Но ведь я же, свинья, надрался. От меня же разит водкой на километр. И гимнастерка моя заправлена в брюки. И парабеллум торчит на пузе. Не стану же я объяснять Эренбургу, что в танке нельзя иначе.

Эренбург посмотрел на меня из-за кладбищенской ограды грустными еврейскими глазами. Мундштуком трубки, как крюком, он оттянул и без того оттопыренную нижнюю губу.

Мне так хотелось подойти к нему! – Виноват, товарищ капитан, мне приказано немедленно прибыть в бригаду.

К сожалению, капитан, по-видимому, не знал, что исполняется последний приказ. Он даже не повторил приглашения.

Много лет я укорял себя за малодушие. Иногда я представлял себе, как эта встреча могла повлиять на мою судьбу. Только значительно позже я понял, что все должно было быть, как случилось. И пять дней штурма в Вильнюсском гетто. И встреча с евреями-партизанами. И потом, через две недели, оцепенение в Девятом форту в Каунасе, когда я стоял перед горой детских ботиночек и слезы, как расплавленная лава, текли из моих глаз. И сбывшееся пророчество гауптштурмфюрера, которого случайно, как мне показалось, я не пристрелил.

Все должно было случиться как случилось, чтобы сегодня я вспоминал о Вильнюсе у себя дома, в Израиле.

1990 г.

До этого дня, до шестидесятилетия со дня Победы, мы были знакомы с Барухом Шубом лет двадцать пять. Мне нравился этот старый ветеран. Да и он, я ощущал, симпатизировал мне. Поэтому согласился участвовать в радиопередаче второго, главного канала израильского радиовещания, на которую нас и еще моего друга Авраама Коэна, председателя Союза воинов и партизан инвалидов войны с нацизмом, пригласил видный журналист Ицхак Ной. Передача, посвященная шестидесятилетию Победы над Германией, транслировалась вечером восьмого мая.

Передача уже приближалась к концу, когда журналист спросил Авраама Коэна, где он встретил День Победы. «В госпитале», – ответил Авраам. Такой же вопрос Ицхак задал мне. И я ответил: «В госпитале». Затем журналист спросил об этом Баруха. Ответ отличился от нашего. Оказывается, победа не вызвала всплеска эмоций подобных нашим, у небольшой группы евреев, бывших партизан, оказавшихся в Румынии, через которую они пытались нелегально пробраться в Грецию и дальше в Палестину, прикрываясь фальшивыми документами. Конечно, они не могли не обрадоваться победе. Но слишком сложным, напряженным и небезопасным было их положение в чужой стране. Обстановка была неидеальной для всплеска эмоций.