Александр Проханов - Пепел

Он сидел, робея, держа над бумагой ручку, ожидая, что на кончике ручки возникнет раскаленная капля, плеснет огнем. И, разрубая синенькие обои, возникнет прогал в дымную металлическую даль, из которой ему на грудь прыгнет ужасный зверь, хлынет война. Ляжет на бумагу сумасшедшими каракулями. Он смотрел на кончик ручки, видя, как тень от висящей белки медленно скользит по столу, но огненный контакт не возникал. Цветочки на голубеньких обоях наивно желтели, и бурный поток не пробивал стену. Словно он иссяк, утратил свою сокрушительную силу, не мог пробиться из другого пространства и времени.

Постепенно его мысли стали рассеянными. Он с раздражением подумал о Ратникове, который подсунул ему не натасканную, порченую собаку. О Кондратьеве, у которого станет брать уроки плотницкого ремесла и поставит посреди Красавина новый добротный дом. Он вспомнил дятла, который вцепился коготками в трухлявый березовый стол, цепко двигался вокруг него, нанося клювом бесчисленные дробные удары. Он слышал этот мелодичный стук, и он усиливался, становился громче и резче, превращался в металлический грохот, в надрывные пулеметные очереди. И обои на перегородке стали бугриться, выгибаться, и с оглушительным треском возник пролом, дымный туннель, сквозь который дул жестокий сквозняк. Петр пролетел сквозь туннель, одолевая пласты пространства и времени, и очутился на бетонном шоссе, под знойным солнцем…

На дороге во всю длину стояли боевые машины, развернув пулеметы и пушки к глиняным стенам селенья. Из гончарного скопища куполов и лепных ограждений доносилась нестройная стрельба. Еще недавно командир полка отправлял взвод под командование лейтенанта в лабиринты глиняных улиц, в скопленье куполов, похожих на сухие ржаные лепешки. Лейтенант, маленький, ладный, похожий на нетерпеливого молодого петушка, приглаживал золотистый хохолок, напяливая на него каску. Играл глазами, слегка пританцовывал, торопился исполнить приказ, демонстрируя солдатам свое бодрое бесстрашие и командирскую лихость.

– Есть прочесать кишлак! Есть зайти со стороны виноградника! Се ля ви! Вас понял, товарищ полковник! – Махнув солдатам, он ловко перепрыгнул кювет, побежал к строениям, утягивая за собой взвод солдат с автоматами, в касках.

Теперь комполка стоял возле командирского бэтээра, прижимал к небритому горлу тангенту, связывался по рации с попавшим в окружение взводом:

– Я – Первый! Я – Первый! Что там у вас, Четвертый? Доложить обстановку!

– Горячо, се ля ви! Обстрел с обеих сторон! Плотный стрелковый огонь! Есть потери, се ля ви! – доносилось по громкой связи, и звуки очередей, пропущенные сквозь шуршанье эфира, сливались с очередями, летящими в солнечном воздухе.

– Выходи из-под огня, «Четвертый»! Возвращайся на дорогу, Кравчук!

– Мы в мешке, командир. Лупят со всех сторон, се ля ви!

Колонна броневиков, вытянувшись вдоль дороги, отливала зелеными гранями и углами брони. Она казалась чужеродной этим гончарным дувалам, глинобитным неровным строениям, старомодным куполам и башням. Встреча брони и глины знаменовалась очередями, глухим разрывом гранаты, истерическим бульканьем рации.

– «Четвертый», как слышишь меня? Ответь, «Четвертый»! – командир полка тщетно взывал по рации, в которой хлюпало и стучало. – Ответь, «Четвертый»!

Вместо бодрого лейтенантского говорка, то и дело повторявшего «се ля ви», раздался дрожащий надрывный голос:

– Лейтенант Кравчук убит! Командование принял старший сержант Коновалов.

– Сержант, выходи оттуда к гребаной матери! Бери людей и выводи на дорогу!

В стороне от кишлака на поле появилась цепочка солдат. Они сторонились кишлака, огибали его по широкой дуге. Впереди четверо солдат несли убитого, подхватив его за ноги и плечи. Высоченный солдат нес на плече лейтенанта, перекинув его голову к себе за спину. Хромая, опираясь на плечо товарища, шел раненый. Остальные прикрывали отход, стреляли в пустоту. И в ответ из кишлака звучали редкие неприцельные выстрелы. Солдаты вышли на дорогу и уселись у обочины. На их лицах не было ни страха, ни азарта, а была пустота и тупость. Они сняли каски, отложили автоматы, пили из фляжек. Не встали, когда к ним подошел командир полка.

Лейтенант лежал на спине, лицом вверх, закатив полные слез голубые глаза. На нем не было каски, и озорно торчал петушиный золотой хохолок. На лбу, между воздетых белесых бровей, краснело пулевое отверстие, из которого вяло сочилась кровь.