Миклош Сабо - Команда Альфа

— И откуда вы все это знаете? — непроизвольно сорвалось у меня с языка.

Они уже не скалились, ни весело, ни насмешливо, а смотрели на меня весьма серьезно.

— Это необходимо при нашей профессии. Хотя, можете поверить, нам это все дается гораздо труднее, чем, скажем прямо, далось бы вам!

Я не смог удержаться и вздохнул. Ведь мы наконец приблизились к той теме, которая с самого начала занимала меня, только я не знал, как к ней подступиться.

— Верю, только сие от меня не зависит.

Затаив дыхание, я следил за ними: что они сейчас думают. Прочесть бы хоть что-нибудь на их лицах.

Они оба испытующе смотрели на меня. Мне казалось, прошла целая вечность. Я сидел как на иголках.

— Что вы подразумеваете под словами «сие от меня не зависит»? — прервал наконец молчание мистер Раттер.

Я постарался взять себя в руки.

— Простите, мистер Раттер и мистер Робинсон, но я давно хотел побеспокоить вас одним вопросом… Только не смел…

Они опять переглянулись.

— Давайте, давайте, не смущайтесь!

— Я бы хотел перейти в Си-Ай-Си. Я отдаю себе полный отчет в том, что это значит, но, мне кажется, я бы там пригодился. Я охотно бы стал учиться. В армии Соединенных Штатов служит немало венгров и…

Я запнулся. Предлагать свои услуги было не в моем характере.

Физиономии господ были неподвижны как маски. Оба они, не мигая, смотрели на меня, не собираясь, по-видимому, помогать мне выйти из затруднительного положения. Сгустилась тревожная тишина.

Можете ли вы представить себе смущенного солдата военной полиции? А я именно таковым и был.

Я уже собрался было встать и, извинившись, откланяться, когда заговорил мистер Раттер:

— За непосильное дело вы задумали взяться. Правда, это, с одной стороны, и похвально. — Он медленно провел рукой по своим волосам, будто выигрывая время, прежде чем сообщить неприятную весть.

— Беда в том, видите ли… да что вертеться вокруг да около, ничего не выйдет!

На лбу у него собрались глубокие складки. Тут мистер Робинсон едва заметно, но ободрительно улыбнулся мне и, высоко подняв брови, слегка кивнул: не бойся-де, мистер Раттер все уладит.

И в самом деле. Через несколько минут складки на лице мистера Раттера расправились, оно стало гладким, как море с наступлением затишья.

— Впрочем, может быть, и нашлась бы одна возможность! — сказал он, повернувшись ко мне. — Но это при условии, что мы должны вас прощупать. Да не как-нибудь, а основательно.

Во мне все смешалось. Его тон говорил, что каким-то образом мое дело может принять благоприятный оборот. Но я не мог понять, каким именно образом. Что я должен подразумевать под словом «прощупать»? Будут испытывать? Проверять мою выносливость? Или еще что-нибудь?

На моем лице, видно, отразилось смятение, потому что мистер Раттер тут же добавил:

— Ну, расскажите-ка нам свою жизнь. Поподробнее…

«Вот оно что! — оживился я. — Вот что они имеют в виду! Выходит, не придется долго ждать!»

— С чего начать?

От них не ускользнула послышавшаяся в моем голосе радостная нотка. Потому что их глаза снова встретились. И это показалось мне хорошим знаком.

— Давайте с самого начала! От рождения!

Я не раз уже писал автобиографию, но чтобы в устной форме… Я неуклюже, запинаясь, приступил к изложению:

— Родился я в начале войны в Будапеште. Первые годы моей жизни оставили в памяти лишь ужасающий вой сирен во время воздушных налетов. Вскоре мы очутились в Шопроне, сам не знаю как и почему… Но начало сознательной жизни меня застало уже там. Думаю, после сегодняшнего моего конфуза мне не стоит объяснять, где расположен Шопрон.

— Да, не стоит, — коротко подтвердил мистер Раттер. — Продолжайте.

— Проспект, на котором мы жили тогда, носил имя Республики. Наш дом стоял на самом углу площади Деака. Напротив нас — так как проспект Республики был чем-то вроде аллеи, перерезанной вдоль длинным зеленым сквером, — находился ресторан «Свобода». Из кухни ресторана всегда очень вкусно пахло, аромат этот несся через улицу и через сквер прямо в окна расположенных напротив домов… И к нам тоже. Вам, быть может, покажется странным, что я об этом так подробно рассказываю, но для меня тогда это было очень важно — мы жили бедно. Запах пищи не только возбуждал аппетит, но и насыщал меня…

Отец с нами не жил, мы его потеряли. Ну нет, не поймите так, будто он умер… Он был в тюрьме. Я тогда еще не мог своим умом постичь, что значит тюрьма. Скорее инстинктивно чувствовал, что это должно быть очень и очень плохо и что, хоть никто мне этого не говорил, надо стыдиться, что моего отца арестовали. Первые дни после его ареста, хорошо помню, в обычное время я ожидал его возвращения домой и очень страдал, что он не приходил. Позднее привык к его отсутствию так же, как постепенно иссякли и слезы матери. Хлеба стало в доме заметно меньше, а горя больше. Нас, детей, в семье было четверо, значит, вместе с матерью нас было пять ртов. От хорошей трехкомнатной квартиры мы не отказались, удерживали ее из последних сил… для отца, которого, таясь друг от друга, непрестанно ждали…