Илья Маркин - Люди грозных лет

Когда девятая рота, остатки четвертой и один взвод шестой стянулись к седловине между двумя холмами и заняли окопы, Чернояров, все время охваченный гневным волнением, вдруг почувствовал странную, незнакомую доселе пустоту и в самом себе и вокруг себя. Всего в двухстах метрах впереди, на захваченной немцами высоте, бушевали взрывы, металось пламя, стелился жиденький, разгоняемый ветром и взрывами дым; в окопах, вжимаясь в землю, стояли притихшие стрелки, перебегали командиры отделений, взводов, рот, то нашептывая, то крича солдатам последние приказания; рядом вполголоса переговаривались, как и всегда, буйно оживленный Привезенцев и тихий, сосредоточенный Бондарь, командовавший теперь вторым батальоном; и позади были люди — пулеметчики, бронебойщики, связные, наблюдатели. Все было наполнено звуками, движением, напряженным ожиданием. Чернояров стоял, прислонясь грудью к стенке окопа, тупо глядел перед собой и совершенно забыл, где он и что с ним. Как сновидение, всплыло в его памяти воспоминание далекого-далекого, совсем забытого детства. Маленькая, черная, покосившаяся избенка у заросшего кустами оврага на краю деревни, и они, целых шестеро ребят малолетних, с сердитой, всегда крикливой матерью, без конца раздающей болезненные подзатыльники. В избенке холодно, на тусклых, подслеповатых оконцах наплыли толстые наросты грязного льда, а за стенами бушует неугомонная метель. Тогда не понял он, что случилось, когда мать вдруг закричала, забилась, упав на землю около печки, а старшие братья столпились вокруг прибежавшей зачем-то тетки Аниски. Только потом, когда все в доме утихло, он узнал, что на фронте, где-то под Орлом, погиб его отец. Никто не знал точного места, где это случилось, и от отца остались только присланные его друзьями островерхая с красной звездой буденовка и прожженная в четырех местах серая, испятнанная кровью шинель. Может, вот тут же, в этой седловине между двумя высотами, где стоял он сейчас, и погиб в то далекое время его отец?

— Товарищ майор, все роты к атаке готовы, — прервал Привезенцев оцепенение Черноярова.

— Ракету! — отогнав воспоминания, приказал Чернояров и, едва хлопнул ракетный патрон, распрямился, чувствуя знакомую легкость и дрожь во всем теле, огляделся по сторонам и, видя перед собой только наспех отрытые немцами окопы, закричал что было сил: — В атаку, за мной! Ура-а-а!

Словно подхваченный неудержимой волной, он выпрыгнул из окопа, держа автомат перед грудью, сделал несколько неуверенных шагов и, ни о чем не думая, пошел свободно и легко. Все тело будто потеряло вес. Окутанные дымом вражеские окопы стремительно приближались. Там Чернояров видел серые, обезображенные ужасом лица немцев, видел частые вспышки автоматов, но не слышал ни свиста пуль, ни взвизгивания то и дело пролетавших осколков. Внезапно справа вихрем взметнулась упругая волна горячего воздуха. Чернояров пошатнулся и, чувствуя, что падает, взмахнул руками, пытаясь удержаться. Второй, не меньшей силы, теперь уже с левой стороны, удар отбросил его в сторону и свалил на землю.

«Неужели конец?» — падая в полубеспамятстве, подумал он, и ужас охватил его. Он лежал, вжимаясь в землю, всем телом ощущая, как сечет воздух множество пролетающих пуль. Сколько прошло времени, он не помнил и, когда, овладев собой, поднял голову, все немецкие окопы впереди сверкали и дымились вспышками выстрелов. Он хотел приподняться, посмотреть, есть ли кто-нибудь из своих рядом с ним, но несколько гулких, оглушительных взрывов вновь придавили его к земле.

«Конец, всему конец! — лихорадочно думал он. — В свои окопы не вернусь и до немецких не дойду». Совсем маленьким и беспомощным казался он самому себе, и от этого горячим наплывом закипела в нем злость. Подтянув автомат, он пальцем нащупал спусковой крючок, что было сил нажал на него. Автомат упруго и часто забился в его руках.

— Врешь, сволочь, все равно вышибем с высоты! — закричал он и от собственного крика еще больше озлобился.

Теперь он уже отчетливо слышал, как рядом и позади него настойчиво стучат автоматы и пулеметы, над головой свистят наши снаряды и мины, уносясь туда, откуда били немецкие пехотинцы.

— Вперед! — закричал он, инстинктом почувствовав, что огонь немцев ослаб и наступил тот самый момент, когда нужно вновь поднимать людей в атаку.

Он вскочил и уже не шагом, а отчаянными, стремительными прыжками понесся к окопам, откуда выскакивали и бежали назад немцы.