Роберт Рэдклиф - Разрушители плотин (в сокращении)

В тумане Билл Таунсенд со своим экипажем летел на «Оранже» атаковать Эннепе. Однако бомба толком не раскрутилась, и, хотя ее сбросили вовремя и в нужной точке, она прыгнула лишь дважды, а потом затонула в пятидесяти метрах от цели и взорвалась, не нанеся ей вреда. Раздался голос штурмана:

— Говорит штурман. Кажется, мы атаковали не ту плотину. Смотрю я, и мне кажется, что это Бевер, в пяти милях от Эннепе.

— Как бы то ни было, — твердо сказал Таунсенд, — бомба сброшена, обратно не достанешь. Штурман, берем курс на базу.

Первые борта из первого звена уже подлетали к берегу — к безопасности. Шэннон, Гибсон и Найт неслись над морем, а в эфире гремели восторженные крики, перемежаемые обещаниями как следует надраться в честь победы.

Генри Модсли со своим экипажем к ним не присоединился. «Зебра» почти чудом пережила взрыв собственной бомбы на Эдере, и экипаж бережно повел подбитый самолет назад над территорией Германии. Но уже у самой голландской границы они слишком близко подошли к зенитной батарее, и их сбили. В мартиролог «Честайза» записали седьмой экипаж.

Восьмым стал Янг на «Эппле». Они безупречно провели атаку на Мене, разрушили плотину, ушли к Эдеру, потом снова повернули на запад. Динги Янг, получивший свое прозвище Шлюпка за то, что несколько раз успешно совершал посадки на воду, вышел на береговую линию над Кастрикумом, в пяти милях к северу от Иджмуйдена. И тут он допустил роковую ошибку. Увидев впереди манящую морскую гладь, летчик, измотанный многочасовым полетом на малой высоте, поднял «Эппл» чуть выше. В тот же миг «ланкастер» засекла зенитная батарея и сбила его одним удачным выстрелом. «Эппл» упал в море и взорвался.

И был еще «Вики». Девятая, и последняя, жертва операции «Честайз». Ночной истребитель сбил его над Боркеном в Германии.

Середина дня. Молодая женщина сидит на скамейке в парке Стаффорда. Рядом на качелях играют дети. Одна девочка устроилась сама по себе на карусели, что-то напевает, и, вращаясь, ведет по воздуху ладошкой. За ней присматривает женщина средних лет — она тоже садится на скамейку.

— Похоже, дождик будет, — замечает она, глядя на тучи.

— Простите? — говорит молодая женщина, пошевельнувшись. — А, да.

— Вы тут часто бываете?

— Нет.

— В гостях у нас?

— В гостях. Да.

— У родных?

Молодя женщина поднимает глаза, потом страдальчески морщится, качает головой. На колени начинают капать слезы. Женщина постарше встревожена.

— Господи, милая моя, что с вами такое? Вы нездоровы?

— Нет, — шепчет ее собеседница. — Простите. Я… потеряла… близкого человека.

— Ах, бедняжка. Вот, возьмите. — Женщина постарше протягивает ей носовой платок, ласково гладит по спине.

— Спасибо.

— Оставьте себе, милочка. Ох уж эта война.

Некоторое время они сидят молча. Потом молодая женщина поднимает голову.

— Ну как? — Собеседница внимательно смотрит ей в лицо. — Полегчало немного?

— Да. Спасибо. Простите меня.

— Да ну что вы. Всем нам иногда нужно выплакаться.

Молодая женщина кивает.

— Девочка там, на карусели. Ваша?

— Вы про Пегги? Еще бы не моя.

Пегги. Пегги Гроувз. Красивое имя.

— Какая славная.

— А уж шалунья какая! — Женщина постарше смеется. — Но вообще-то она хорошая девочка. Мама ее очень любит.

— Это я вижу. — Поколебавшись, молодая женщина спрашивает: — А она… счастлива?

— Да уж счастливее некуда. А умница какая, уже читает и все такое. Мечтательница, правда, ну так это не беда, верно?

— Мечтательница? Совсем не беда. — Молодая женщина застегивает пальто.

— Уходите?

— Да. Я… мне пора.

— Вам силенок-то хватит? Хотите, я вас провожу?

— Нет. Спасибо, вы и так очень добры. Мне нужно… не скажете, где здесь полицейский участок?

— Полицейский участок? Вы что-то потеряли?

— Потеряла? Нет. Не потеряла…

— А-а-а. Ну, полицейский участок на главной улице.

— Спасибо. — Молодая женщина протягивает руку. — Рада была познакомиться. До свидания.

Собеседница озадаченно смотрит ей вслед.

Как-то вечером, дней через десять, я сидел в доме у родителей в Чизвике и читал газету; вдруг зазвонил телефон. Похоже, по службе, и давно пора, потому что мамины сострадательные взгляды да бесконечные визиты родных и друзей, обрушивавших на меня свою жалость, уже довели меня до ручки. Я тогда не знал, что звонок станет предтечей совершенно удивительного дня.