Николай Прокудин - Рейдовый батальон

– Гы-гы, – захохотал Острогин. – Представляю физиономию секретаря парткома! Старый анонист, наверное, дар речи потерял!

– Они все онемели. Начальник клуба, Серега, как самый тактичный, тихонько вышел, а остальные остались. Шум страшный, стол трещит и шатается, стучит о стену, увлеклись ребята, никого не замечают! Минуты две так стояли, смотрели: бесплатная порнуха! Цехмиструк покраснел, вспотел, смутился и выбежал на улицу, а замполит и Гриша до окончания процесса наблюдали. Больше всего их взбесило то, что не остановились, не прервались! Все расценили это как обоюдную наглость! Сержант глаза скосил и продолжил, пыхтя, свое дело, а Наталья сделала вид, что ничего не слышит и не видит, и вообще ее ничто не касается.

– Может, подруга, и правда, вся отдалась любимому занятию и увлеклась, жгучая, видно, была, заводная? – ухмыльнулся Ветишин. – Я ее не застал в полку, наверное, позже приехал.

– Не знаю, не опробовал. Золотарев их согнал со стола, не оценил «шоу». Коздоева, на ходу одевающегося, потащили к начальнику штаба, он его какой-то дальний родственник. Они все меж собой родня. А Наталью – в партком. Библиотекарь – работник идеологического фронта!

– Ах-ха-ха! Девчонка на другой фронт приехала! – зашелся хохотом Серж. – Ты-то откуда все знаешь, под столом сидел? В полку вместе в это время были, но я ни ухом, ни рылом?

– Начклуба рассказывал, мы с ним в один день приехали, из одного училища, поэтому приятельствуем.

– В партком, говоришь, повели, гы-гы! – продолжал смеяться Ветишин.

– Серега, не для того повели, о чем ты думаешь, а как с членом партии беседовать. Пришили аморалку, а она заговорила о пылкой и страстной любви, потребовала даже извинений. Но Коздоев рассказал о деньгах для «героини», и все стало на свои места. Наташке дали двадцать четыре часа на сборы – и с треском в Союз. А характеристику ей Артюхин лично написал, за растоптанные чувства.

– Ой, как неласково и строго, за что так? Полезным делом человек занимался! – произнес Острогин.

– Полезным, очень, если бы не за деньги. А еще лучше – с Золотаревым. Если бы просто так с солдатом, по согласию, а то за «бабки»! Проституция! Коздоев все в подробностях выложил, что дело было поставлено уже на конвейер, но сорвалось, – закончил я рассказ.

– Сержант – сволочь! И так хорошеньких мордашек почти нет, одни «крокодайлы»! Последних куколок выгоняют! Извращенцы проклятые! Педики! – согласился «летеха».

– Раньше я был постоянным читателем библиотеки, Наташа всегда находилась на боевом посту, а Вальку днем с огнем не найти. Где шатается?

– Ха! Был постоянным читателем библиотеки или библиотекарши?

– Без намеков! Коздоеву на столе я конкуренцию не составлял!

– А на чем?

– Да пошел ты… – выругался я.

– Ну ладно, продолжай! – взмолился Острогин.

– Не составлял нигде, да и «пайсы» – столько не соберешь, тариф большой. Артюхин всех офицеров отшивал, мне намекал, что много читаю, а Мелещенко и Шерстнева открытым текстом на х… послал. Они с Олегом Шерстневым друг друга перед клубом за грудки трясли. А опасность от сержанта исходила: подчиненный Олежки с материальным предложением подошел, «дверочка-щелочка» и открылась безо всякой лирики… Эх! Всего два месяца девчонка продержалась в полку, но гонору поначалу было слишком много, прямо недотрога.

– Хм, еще какая дотрога.

– Продолжай треп, как события развивались, – потребовал Острогин. – Какое взыскание вынес Цехмиструк? По партийной или по половой линии?

– Нет, парткому ничего не обломилось. Вмешался в процесс Иван Грозный. Филатов рявкнул, что не допустит больше борделя в клубе, а то офицеры и солдаты в одной очереди окажутся. Пожадничала Натаха, сглупила, надо на Артюхина было запасть. До сих пор бы с книжек афганскую пыль сдувала. А так где-то в Центральной России страдает: ее, бедолагу, такой характеристикой в дорогу снабдили, что только по прямому назначению работать. Хрен куда примут с такой характеристикой и резолюцией: «Выслана из Афганистана за разврат и аморальное поведение».

– Вечно ваши политорганы ни себе, ни людям. Все потому, что органы без органов! Закрутила бы лучше с любым из замполитов полка. Какие орлы-то пропадают! Один – «Борман», а другой – «Муссолини». Осталась бы тогда служить, работать и подрабатывать, – хмыкнул Острога.

– Эх, любовь… – вздохнул Ветишин.

– А народ, и правда, говорил, что Золотарев был в списке желающих, но что-то обломилось ему. После всей этой истории командир приказал выбрать самую страшную из библиотекарей на пересылке и привезти в полк. Цехмиструк поехал, выбрал. Старше, сказал, не было и смеется, гад. Так и появилась гадалка-ворожея!