Валерий Поволяев - Лесные солдаты

Наконец Ломоносов выдернул из костра почерневшую ветку, на которой сидели три куска печёнки, объявил громко:

– Первый шампур – командиру!

– Лучше комиссару, – попробовал отказаться от права быть первым Чердынцев. – Он, во-первых, по натуре дегустатор, во-вторых, больше меня заслужил это.

– Нет-нет, – поспешил воспротивиться Мерзляков, – командир есть командир.

Больше жеманиться Чердынцев не стал, да и челюсти у него совсем свело от вкусного духа, наполнившего пространство, – не разжать, он протянул руку к изожжённому до черноты пруту с кусочками печёнки:

– Ладно!

Печёнка была потрясающе хороша, даже слезу вышибла, Чердынцев восхищённо потряс головой. И хотя он ничего не сказал, бойцы всё поняли.

– Командиру понравилось! – сделали они дружный вывод.

– Ещё бы не понравиться. Это же – лосиная печёнка, тёпленькая. Свежая, не каляная, не просроченная…

Оживлённо сделалось на стылом речном берегу, оживлённо и хорошо. И идти никуда не надо, не надо бить ноги, рвать обувь и одежду – люди окончательно поняли, что пора занимать свой край обороны – они стали партизанами. Когда бывает принято какое-то решение, на душе обязательно делается спокойнее, человек держится увереннее – так это произошло и с людьми из отряда Чердынцева.

Судьба их была определена.

Второй прутяной шампур с несколькими кусками печени достался Мерзлякову, комиссару. Это было естественно.

Всего вырыли шесть просторных, как казалось командиру, землянок, сколотили кое-какую мебель, прежде всего скамейки и двухъярусные топчаны, разместились в новых помещениях – оказалось, тесно, но в тесноте, как говорят, не в обиде… Чердынцев обошёл все шесть землянок, поговорил с людьми и остался недоволен обходом.

– Ты чего, командир? – спросил у него Мерзляков, недоумённо приподнял одну бровь. – Претензий вроде бы нет…

– Потому и недоволен, Андрей Гаврилович, что претензий нет. К нам, наверное, будут поступать новые люди – окруженцы подойдут, за нами ведь много народа, как я понимаю, ещё топает, кое-кто из местных прибьётся – вот увидишь… Я бы отрыл ещё пять землянок.

– Хорошее дело, – подумав немного, одобрил командира Мерзляков. – Об отступающих я и не подумал.

– Сейчас землю ещё можно взять лопатой, но пройдёт немного времени – и её даже ломом не возьмёшь, только гранатой…

Мерзляков согласно склонил крупную, стриженную бобриком голову, в которой уже посвёркивала седина.

– И это верно, командир!

Так и поступили. Потратили ещё несколько дней и вырыли пять землянок, сколотили кое-какую утварь, иначе эту «мебель» назвать нельзя; хоть и грубой она была, и выглядела неказисто, а в прочности ей отказать было нельзя. В отряде Чердынцева имелись мастера по этой части.

Около болота, по одну сторону и по другую, Чердынцев установил два поста, замаскировал их – на случай, если кто-то будут к ним двигаться… Незамеченным не останется.

Жаль только, у них не было телефонной связи.

– Разживёмся и этим, – уверенно произнёс Чердынцев, – у немцев такого добра много. Поделятся с нами.

Прошли ещё две недели, и на землю навалилась настоящая зима. Несмотря на то, что на календаре был ещё конец ноября, последнего осеннего месяца, но в месяц этот, по ошибке помеченный осенью, снег выпал такой, какой не выпадает и в декабре – в него можно было провалиться по горло. Особенно трудно стало спускаться к реке за водой – тропка, пробитая к Тишке, узкая, приспособленная лишь для воробьиного шага, покрылась льдом, на неё невозможно было ступить – человек немедленно скатывался в снег, барахтался в нём беспомощно, матерился, но это делу не помогало, и пока сверху, с берега, ему не бросали верёвку, он так в снегу и сидел.

Вот она, настоящая зима, всё, что было раньше – обычное предзимье, детский лепет, ныне слышен уже взрослый говор. Что будет дальше, не знает никто, вполне возможно, зима сдавит так, что даже дышать станет нечем, а может, совсем наоборот – образуется потепление, и по земле потекут ручьи, и зима, обратившись в весну, так и весной и закончится.

Природа непредсказуема, что у неё в планах, никто, кроме Всевышнего, не знает.

Вечерами Чердынцев с Мерзляковым сидели за картой, прикидывали будущие действия своего отряда. Много чего надо было сделать, но главное – пора было приниматься за немцев, щекотать их, не давать им спать спокойно – пусть по ночам кукарекают от страха, крошат себе зубы… Когда люди лязгают челюстями, обязательно крошатся зубы.