Валерий Поволяев - Лесные солдаты

Несколько немцев легли на землю вместе с собаками, задние же, не попавшие под пули, проворно скатывались с лесного взлобка вниз.

Сделалось тихо. Было слышно, как внизу, около чёрной дымящейся реки возбуждённо кричат вороны: всякая стрельба означала для них, что будет пожива. Чердынцев вновь стянул с правой руки перчатку, сделал это зубами, подышал на пальцы: что-то уж очень они мёрзли.

– Бижоев! Ерёменко! – громко позвал лейтенант.

Пригибаясь, толкая бойцов, в некоторых местах едва не вываливаясь из траншеи – так она оказалась забита, – к нему приблизились вызванные.

– Сейчас немцы полезут снова, – сказал лейтенант, – попытаются обойти нас. Отправляйтесь на фланги, держите их. Ты, Бижоев, левый, а ты, Ерёменко, правый.

Бижоев молча козырнул, Ерёменко сделал то же самое и, хрустя снегом, мороженой листвой, бойцы поспешили занять точки на флангах. Со стороны реки немцы, конечно, вряд ли полезут – не дело, а вот с флангов надавить могут.

Долго ждать себя гитлеровцы не заставили – минут через пять снова по-сорочьи застрекотали автоматы, из-за деревьев выскочили несколько человек и короткими перебежками, падая и поднимаясь, побежали к окопу. Окоп молчал, и это молчание подбодрило немцев, они неожиданно дружно, горласто, начали что-то орать, и тогда Чердынцев махнул рукой, подавая команду.

Грохнул дружный залп. Голая плешина, подступавшая к траншее, мигом опустела. Лишь несколько человек остались подёргиваться на жёстком, окрашенном кровью снегу, да ещё один фриц пытался уползти с этого страшного места в лес.

Обер-лейтенант, оставшийся на дороге, попытался тем временем действовать, дал две красные ракеты – сигнал, что просит помощи, потом сигнал повторил – рассчитывал, что ракеты увидят в ближайшем селе, где есть комендатура, но те ракеты не увидели, и тогда он послал в село Стебеньково – на карте обер-лейтенант с трудом прочитал мудрёное русское название, – грузовик с водителем, рассчитывая, что взвод, стоявший в селе, на этом же грузовике и приедет на подмогу.

Стрельба, то возникавшая в лесу, то стихавшая, вызывала у него беспокойство: что-то там происходило не так, не по сценарию. Обер-лейтенант посмотрел на часы. Был уже вечер, хотя темнота ещё не сделалась по-вечернему густой, таинственной, не наполнилась колдовским мраком, от которого всякой живой душе делается не по себе.

А той порой остатки группы обер-лейтенанта предприняли третью атаку на окоп, занятый бойцами Чердынцева. Среди бойцов было двое убитых – молчаливый артиллерист с седыми висками по фамилии Селиванов – колхозник из-под Красноярска и полный неповоротливый студент медицинского института из Москвы Ребиндер, занимавшийся «зравоохранением» отряда – он и врачом после ухода Аси был, и санитаром, и костоправом, и, если понадобится, мог быть даже повивальной бабкой, – кем угодно, словом; этому доброму близорукому человеку с застенчивой улыбкой пуля угодила прямо в голову. Селиванову автоматная пуля тоже попала в голову, в висок. В общем, потери были, но не такие, как у немцев.

Оба убитых, и Ребиндер, и Селиванов, лежали сейчас в пулемётном выносном окопчике, голова к голове, вытянувшись во весь рост.

Немцы открыли стрельбу издали – пули с неприятным звуком вспарывали пространство, всаживались в стволы деревьев, сшибали с веток снег, с красным горячим посверком уносились за реку – многие из бойцов впервые видели работу трассирующих зарядов, восхищённо цецекали губами:

– Красиво, однако!

На этот раз подпускать близко немцев не стали – ударили по ним залпом, когда на противоположной стороне лесной поляны зашевелились неясные тени, они то возникали в сером плотном воздухе, то исчезали. Чердынцев протёр перчатками глаза, помял пальцами переносицу – «наладил» зрение, – и скомандовал негромко:

– Пли!

Тени откатились к краю лысины и свалились за неё, так и не достигнув траншеи. В лесу было много пасмурнее, темнее, чем на дороге.

Обер-лейтенант, в нервном напряжении искуривший полпачки французских сигарет – прислал приятель по старой службе в полку, находящийся сейчас в Париже, – наконец-то увидел грузовой автомобиль с высоким горбатым верхом, торопливо катившийся по лесной дороге и по торопливости этой поняв, что машина идёт не пустая, с подмогой, обрадованно потёр руки: сейчас они сломают шею партизанской банде, точно сломают! Не будут больше бородатые, пропахшие едким дымом, потом, мочой, в изожжённой одежде мужики нападать на немецкие автомобили и мотоциклы… Всё, пришёл им конец!