Игорь Болгарин - Чужая луна

«Не к нему ли приходил большевистский комиссар? — подумал он, но тут же отбросил эту мысль как нелепую. — С меньшим риском он мог прийти к Врангелю. Слащёв люто ненавидел большевиков, как и большевики его. И если бы комиссар посетил Слащёва, то он вряд ли ушел бы от него своими ногами».

Но на всякий случай Жихарев спросил:

— У вас плохое настроение. Вам кто-то его испортил?

— Почему ты так решил?

— Я вас хорошо изучил. Вы сегодня какой-то другой.

— Такой, как всегда. Маруська кашляет, — отмахнулся Слащёв, но про себя отметил проницательность гостя.

Жихарев подумал также, не рассказать ли Слащёву о сегодняшней необычной встрече? Не зря ведь комиссар появился на этой улице. Может, замышляет что-то против Слащёва? Но раздумал. Потому что тогда придется рассказать Слащёву об их знакомстве с комиссаром, об адъютанте Уварове и десяти тысячах долларов. У Слащёва могут возникнуть свои идеи. И кончится это тем, что генерал сделает так, как ему захочется, и он, Жихарев, окажется в этой истории совершенно ни при чем. А возможно, еще и пострадает, если как-то выяснится, что несостоявшееся ограбление русского банка — дело его рук.

Затем они вместе прочли газетную статью о намерениях французов изгнать русскую армию с пределов Турции.

— Ну, и что вы думаете по этому поводу? — спросил Жихарев.

— Ничего, — сухо ответил Слащёв. — Меня это не касается.

— Ну, как же! Вы — русский генерал, который…

— Ты, кажется, забыл, — перебил его Слащёв. — Ты забыл, что я уже давно не генерал. Я — беженец. Меня оставят здесь, как старые изношенные сапоги. Меня нет. Меня вычеркнули.

— Но вы же не останетесь здесь, если они уйдут.

— Какое я теперь имею к ним отношение?

— Ну, и здесь оставаться…

— Ну, почему же? Ты не слыхал? Мне Земский союз индюшиную ферму подарил. Стану фермером, — он поднял глаза на Жихарева, ухмыльнулся. — Нинка — бухгалтером, Маруська — пастухом. Буду индюшиными яйцами торговать! Озолочусь. А что!

И смолк, лишь нервно барабанил пальцами по столу.

Он был на редкость неразговорчив. Время от времени он то уходил в себя и отсутствующим взглядом смотрел на Жихарева, а то вдруг вспоминал о нем, и, пристально глядя ему в глаза, говорил какие-то глупости.

— Говорят, выгодное дело

— Какое? — не понял Жихарев

— Ну, эти… индюшки, или как там их?.. Индейки? А мужья у них кто? Индейцы?

Но Жихарев чувствовал, что Слащёв думает в это самое время о чем-то совсем другом. Разговор не получался.

Еще немного посидев у Слащёва, Жихарев ушел.

На заходе солнца домой вернулась Нина. Прошла в дом, переоделась. И снова вышла. Уселась за столом напротив Слащёва.

— Какие новости? — спросил он у Нины.

— Никаких. Все как всегда.

Слащёв протянул ей газету:

— Прочти. Англичанин про нас пишет.

Она быстро просмотрела статью.

— Тоже мне новость, — бросила она на стол газету. — Об этом уже с полгода говорят.

— А если и в самом деле нас отсюда попросят?

— Когда-то это обязательно случится. Зачем преждевременно впадать в панику?

— Ты, похоже, даже радуешься этому?

— Я — реалистка. Когда это случится, тогда и подумаем, что делать, куда ехать?

— Ну, и куда мы поедем? К кому? Кто и где нас ждет? Впрочем, кажется, у тебя где-то там, в Испании, есть родня?

— В Италии, — спокойно поправила она.

— Не имеет значения. Все же родня!

— Мы слишком бедны, чтобы ехать к ним.

— Хорошо. Согласен. Останемся здесь, у турков. Будем торговать индюшатиной. Маруська вырастет и выйдет замуж за богатого толстого турка, — начинал распалять себя Слащёв.

— Ее дело. За кого захочет, за того и выйдет. Я у родителей не спрашивала благословения. Не обижусь, если и она у меня не спросит.

— Без приданого ее в хороший гарем не возьмут. Ты бы хоть на эту нашу ферму съездила. Посмотрела бы, что там делается.

— Что там делается? Индюшки пасутся.

— Вот и посмотрела бы. Хозяйка все же!

— Мне эта твоя ферма не по душе, Яша! Мне бы конеферму! Сутками бы там пропадала!

— Не обещаю. Разве что когда богатый турок у нас с тобой зятем будет, мы с него калым лошадками возьмем.

Нина укоризненно посмотрела на Слащёва, спросила:

— Ты чего сегодня такой взъерошенный?

— Маруська кашляет.

— Неправда! Что случилось?

— Размышляю, — он накрыл своей большой ладонью ее руку, виновато произнес: — Испортил тебе жизнь. У тебя все по-другому могло сложиться.

— К чему эти разговоры, Яша! — с тихим упреком сказала она. — Я сама себе такую жизнь выбрала. И довольна. Так что не казни себя, ты ни в чем не виноват.