Иван Падерин - Когда цветут камни

Василий наморщил лоб: не до еды ему сейчас. Но Максим с хитрой улыбкой кивнул на фляжку с водкой. Разливая водку по чашкам и раскладывая закуску по тарелкам, ординарец с удовлетворение подметил: майор улыбается — редкий случай! — значит, на душе у него хорошо.

Братья выпили по чарке и потянулись к закуске. Миша, убежав на кухню, задержался там: пусть братья поговорят с глазу на глаз. Вернулся он через полчаса. Разговор между братьями шел суховатый, какой-то несвязный, словно они еще не смогли разговориться по душам.

Вопрос — ответ, вопрос — ответ.

— Из дому-то что-нибудь пишут?

— Пишут. Все нормально.

— А у меня почти три года от них ни весточки…

— Потому что сам не писал.

— Как не писал? Писал. Неужели мои письма не доходили? К нам, правда, редко, но прорывались самолеты, и мы отправляли с ними наши письма. Ответов не приходилось ждать, но о себе весточки давали.

— Давали?… А дома считают, что ты пропал без вести…

— Тяжело это слышать. Но что я мог сделать?..

Миша опять скрылся. Полковой шеф-повар Тиграсян велел ему зайти к начпроду за свежими огурцами. Долго искал Миша начпрода, зато принес огурцов. Уж больно хорошо пахнут свежие огурцы! Их аромат сразу заполнил блиндаж, притупив больничный запах, который принес с собой из госпиталя лейтенант.

— Ладно, довольно тебе бегать, — сказал Максим ординарцу, видя, что тот опять собрался куда-то. — Под твои огурчики мы еще по одной выпьем — и спать.

— Нельзя мне больше, Максим. Желудок больной, — отказался Василий.

— Ну как знаешь, приневоливать не буду, — сказал Максим, опрокидывая чарку.

Наступила неловкая пауза. Братья, видимо, уже сказали друг другу все, что можно сказать в первые минуты после длительной разлуки. Молча они разглядывали друг друга. Максим с хрустом жевал огурцы, а Василий, положив руку на стол, поднимая то один, то другой палец, постукивая ими. Затянувшееся молчание тяготило Мишу. Он нашел повод нарушить его:

— Шинелька-то у вас, товарищ лейтенант, солдатская и будто только сейчас из вошебойки.

— В госпитале, в дезкамере чуть не спалили.

— И ремень, вижу, покоробило.

— Ремень по ошибке в кармане оставил.

— Как же это вы сплошали?

Максим усмехнулся, глаза его ожили, и Миша понял это как одобрение своих действий: дескать, правильно, Миша, продолжай в том же духе, от себя предлагай брату и шинель, и ремень, и сапоги, чтобы он не заподозрил, что это старший брат взял его под мелочную опеку.

Максим перевел взгляд на ноги лейтенанта, давая Мише знак, чтобы он обратил внимание на его сапоги с кирзовыми голенищами: одно из них было разрезано до самого задника и через край зашито толстой дратвой.

— Сапоги-то у вас, товарищ лейтенант, не первый сорт. Может, обменяем?

Василий с болезненной гримасой перекинул ногу на ногу.

— Зачем?

— Голенище-то вон как разрезано.

— Это санитар размахнулся.

Тут же Василий начал рассказывать, обращаясь не столько к Мише, сколько к старшему брату, как он в самый последний момент перед выходом на соединение с частями Красной Армии был ранен в ногу. Рассказывая, Василий свернул самокрутку и жадно затянулся.

— Водку не пьешь, а куришь. Это еще хуже, — как бы невзначай заметил Максим.

— Нервы шалят. Не могу бросить.

— Когда будешь писать домой, не жалуйся, пожалуйста, на нервы. Наоборот, пиши: окреп, закалился, чувствую себя бодро. Так-то будет лучше. Стариков надо беречь.

— Хорошо. Это ты верно говоришь, — согласился Василий.

— Послушай, может быть, тебя сразу оформить в долгосрочный — и домой, к отцу?

— Не знаю, тебе виднее. Пока я числюсь в резерве, это едва ли получится… Личное дело у меня с собой. — Василий развязал свой вещевой мешок и достал синий пакет под сургучной печатью. — Вот в отделе кадров фронта дали.

— И то ладно, — сказал Максим, улыбаясь, — сейчас посмотрим на тебя, как говорят кадровики, «изнутри».

— Как же ты посмотришь?.. Распечатывать нельзя, — предупредил Василий.

— Это тебе нельзя, а командиру части, в распоряжение которого ты прибыл, положено.

— Ты считаешь, что я уже в твоем полку? Тогда другое дело, — согласился Василий.

— Конечно, в моем.

Максим разорвал пакет и начал листать страницы.

— О, да тут же наградной лист. К награде, значит, тебя представили… Ну, вот на чем мы с тобой порешим! Живи пока у меня, отдыхай. Потом подумаем, как дальше быть, — предложил Максим.

— Спасибо. Согласен, — ответил Василий, внимательно следя за руками брата: Максим положил личное дело в свою папку. — А я вижу, что ты устал, Максим. Пора отдохнуть.