Иван Падерин - Когда цветут камни

Целую неделю шли бои по расширению Одерского плацдарма южнее Кюстрина. Многим казалось: вот-вот начнется наступление на Берлин. Но переправившиеся вслед за полком Корюкова три дивизии заняли на плацдарме оборонительные позиции, и полк Корюкова был отведен на отдых. Лишь одна рота этого полка осталась на высоте 81,5, остальные расположились у ее подножия. В тот же день Максим Корюков, теперь уже майор, получил трехдневный отпуск — он хотел навестить Васю, находящегося во фронтовом офицерском госпитале.

Ординарец Миша еще не знал, возьмет ли командир полка его с собой или оставит наводить порядок в только что построенном блиндаже: блиндаж надо было просушить, а стены обить хотя бы досками. Еще не зная решения майора, Миша принялся собирать его в дорогу. Походный чемодан он заполнил банками со сгущенным молоком, выпрошенным у командира санитарной роты для раненого брата командира полка; колбасой, шпигом, полученными у начпрода на семь дней вперед: на себя и на командира полка. Потом стал набивать командирский ранец: две пары теплого белья, два полотенца, два куска туалетного мыла, дюжину платков и красивые, с меховой подкладкой дамские ботинки, взятые в трофейном складе полка.

— Ну куда ты столько? — остановил его Максим. — И ботинки зачем?

— Ботинки… Товарищ гвардии майор… там, где-то недалеко, тоже в госпитале… старшина Кольцова.

— Надя?

— Она, товарищ гвардии майор, в ногу была ранена, и эти ботинки ей аккурат — теплые… Если вам недосуг будет, тогда я передам ей от вашего имени.

— Ты останешься здесь, Миша, за хозяина.

— Есть остаться за хозяина.. А ботинки, товарищ гвардии майор, разрешите в ранец?

Недалеко от блиндажа остановился «оппель» из трофейного парка дивизии. Шофер дал сигнал, и Миша, не дожидаясь ответа майора, унес в машину и чемодан и ранец с ботинками.

Спустя несколько часов Максим Корюков, непривычно и сильно взволнованный, переступил порог фронтового госпиталя. Брата он не видел с первого дня войны. Он считал его погибшим. И вот сейчас они увидят друг друга.

Война — суровая и беспощадная проверка человека. Дурное, если оно есть, обнажается до дна, честное крепнет, становится опорой ему самому и его товарищам по оружию. Что изменилось в характере Василия за эти годы войны?

Еще до войны Максим чувствовал, что Василий втайне издевался над его, Максима, «верблюжьей выносливостью» и «бычьим упорством», и это потому, что сам с детских лет не любил физического труда. Он не терпел даже намека на покровительство со стороны старшего брата.

Как теперь Василий отнесется к его приезду — явился с чемоданом, набитым продуктами, и собирается взять его в свой полк?

— Вы к кому? — спросил Максима дежурный по госпиталю.

— Приехал повидать брата, лейтенанта Василия Корюкова.

— Корюков… О, кажется, из партизанской группы?

— Да, он из партизан.

— Пройдите, пожалуйста, в регистратуру.

В регистратуре сидела девушка — лейтенант медицинской службы. Лицо бледное, брови тонкие, подвижные. Она быстро пробежала глазами по списку, что лежал у, нее на столе, и сказала:

— Лейтенант Корюков у нас не числится.

— Не может этого быть… Вот письмо…

— Он выбыл вчера.

— Где же его искать?

Девушка открыла регистрационную книгу.

— Выбыл в резервный офицерский батальон. Но тут есть пометка: «Лейтенант Василий Фролович Корюков просился в полк родного брата…» Там его и ищите — в гвардейской армии, в полку, которым командует Корюков. Кажется, Максим Корюков…

Она подняла голову, пристально оглядела Максима, и ее тонкие брови изогнулись, точно змейки. Этот оценивающий взгляд покоробил Максима, он холодно ответил:

— Спасибо, там и буду искать его, — и вышел.

На обратном пути шофер напомнил ему:

— Товарищ майор, ваш ординарец велел сказать: в ранце все надо разделить пополам и одну часть вместе с ботинками передать в армейский госпиталь Кольцовой.

— Понимаю. Но вон какой крюк придется делать!

— Зачем же крюк? Нам по пути: армейский госпиталь переместился ближе к нашему плацдарму. Я недавно оттуда. Кольцова была в женском отделении, а теперь, наверное, в команде выздоравливающих.

— Хорошо, вези, — по виду нехотя согласился Максим, украдкой поглядывая на шофера: не улыбнется ли он, не думает ли: «Командир полка, а привязал себя к женской юбке». Но на розоватом, со шрамом во всю щеку лице шофера отразился упрек: «Нехорошо, майор, забывать человека, который, рискуя своей жизнью, спас тебя от гибели».