Одновременно разведка доносила, что отступающие войска немцев скапливаются в Шнейдемюле, Познани, Бреслау. Гитлер приказал оборонять эти города всеми силами, если даже они окажутся в окружении.
В этот день Бугрин был неумолимо строг и требователен к своим войскам. Если бы наступающие полки и дивизии мчались по Польше со скоростью курьерского поезда, то и тогда он не похвалил бы их за такой темп. Похвали — и успокоятся, а успокаиваться в наступлении опасно. Он считал, что главное в тактике — стремительность. Форсировала дивизия речку — хорошо, но этого мало, надо продвигаться вперед. Обошли полки промежуточные пункты обороны противника — отрадно, но останавливаться не следует, надо продвигаться вперед. Вышли батальоны на маневренный простор — теперь не задерживайся: вперед и вперед! Он торопил войска, чтобы не только обогнать отступающих, но и самым фактом стремительного движения приблизить дело к развязке.
Однако у стен Познани авангардные полки армии наткнулись на жестокое сопротивление и остановились.
— Начался стремительный бег на одном месте, — сказал Бугрин, перешагнув порог небольшой трехоконной избы в десяти километрах от Познани, где находился командный пункт армии. Тут он встретился с недовольным взглядом генерала Скосарева. Тот готов был сию же минуту обрушиться на командующего с горькими упреками, но не успел — помешали входящие один за другим генералы: начальник штаба, командующий артиллерией и член Военного совета. Тут же незамедлительно подали обед.
Рассматривая план крепостных сооружений Познанской цитадели и слушая начальника штаба, который, как говорится, с ходу начал докладывать оперативную сводку, Бугрин, не глядя, нащупал на тарелке крупный ломоть хлеба. Бугрин проголодался, основательно проголодался сегодня. Он откусил от ломтя корочку. И надо же — в корочке хлеба попался уголек и заскрипел на зубах так, что какая-то часть фразы начальника штаба пролетела мимо ушей.
— Так… Прошу повторить: какие сведения у нас о Познанском гарнизоне? — проглотив хлеб, спросил Бугрин.
— Около сорока тысяч, — повторил начальник штаба и, закончив докладывать оперативную сводку, высказал мысль, что Познань, пожалуй, тот самый узел, через который проходит новый оборонительный рубеж противника.
— Кроме Познанской цитадели, — заметил генерал Скосарев, — перед нами еще река Варта. Ее берега, несомненно, укреплены противником. Форсировать ее на каком-либо направлении без подготовки, без сосредоточения мощного кулака — нерасчетливый риск.
Бугрин повернулся к нему:
— Как? А если обходным маневром и опять вперед?
— Это нерасчетливый риск, — повторил Скосарев и, подумав, изложил свои соображения: — В семидесяти километрах от Познани — граница собственно территории Германии, и там, конечно, мы тоже встретим сильные оборонительные сооружения. Их нелегко будет взять ослабленными силами, и, возможно, именно там противник готовится нанести нам контрудар теми дивизиями, которые Гитлер перебрасывает с Западного фронта.
Бугрин насупился. Скосарев встал: он уже не мог говорить сидя. В отличие от начальника штаба, он узнал, что, по сведениям разведуправления фронта, в Познанском гарнизоне насчитывается не около сорока тысяч, а свыше сорока тысяч немецких войск; из них — шесть тысяч юнкеров. Затем Скосарев привел сведения о мощности крепостных сооружений цитадели, которая считается самой сильной в Европе.
— Правильно, цитадель мощная, — согласился с ним командующий артиллерией. — Стены этих сооружений выдерживают снаряды даже корпусной артиллерии.
— Подтверждаю: выдерживают. Своими глазами видел. Твои снаряды как о стенку горох, — согласился Бугрин, а про себя подумал: «Командующий артиллерией — за обходный маневр».
— И если нам удастся частью сил обойти этот узел, — продолжал Скосарев, — то не исключено, что гарнизон Познани, выйдя из крепости, ударит нам в спину.
Все задумались, мысленно представляя себе положение армии между двух огней: с фронта — свежие немецкие дивизии, а с тыла — пятидесятитысячный Познанский гарнизон.
«Мнения Скосарева и начальника штаба сходятся — не разъединять армию, а решительным штурмом разбить Познанский гарнизон и затем всеми силами ринуться на прорыв пограничной обороны Германии», — подумал Бугрин.
Наступило молчание, которое нарушил член Военного совета, сравнительно молодой, лет сорока пяти, но уже весь седой, даже брови белые, политработник:
Читать дальше