Эдмунд Низюрский - Всегда на страже (сборник)

Запечатав конверт и написав адрес, Николай продолжал в мыслях свое письмо. Он стал придумывать варианты своего поведения в различной обстановке, сопоставлял свои действия с действиями известных ему героев различных книг. А книг он читал много… Самыми любимыми были: «Сердце Бонивура» и «Репортаж с петлей на шее». Сколько раз читал и перечитывал он эти книги! В блокноте уже не оставалось места для заметок и выписок, а ему казалось, что все фразы этих книг воюют и зовут на подвиг.

Открыв записную книжку, почти не заглядывая на ее страницы, читал пламенные строки Юлиуса Фучика, написанные им в фашистском застенке:

«Я хотел бы, чтобы все знали, что не было безымянных героев, а были люди, которые имели свое имя, свой облик, свои чаяния и надежды, и поэтому муки самого незаметного из них были не меньше, чем муки того, чье имя войдет в историю. Пусть же эти люди будут всегда близки вам, как друзья, как родные, как вы сами!»

Он откровенно завидовал Виталию Бонивуру и Юлиусу Фучику, думая, что ему не придется совершить подвиг.

Все это пронеслось в голове солдата в какие-то мгновения, и он не думал, что пламя пожара освещает его последние шаги на земле.

В эти короткие мгновения он может быть успел подумать о детях, которые могли остаться в детском саду на ночь.

Вокруг горящего здания уже толпились люди, но никто не решался подступиться к полыхающему и разбрасывающему мириады искр огню. Когда к дому подбежали солдаты, Николай первым заметил, как в неистово бушующее пламя бросилась женщина.

Местные жители, выносившие вещи из близлежащих домов, испуганно закричали:

- Заведующая детсадом это! Куда же она?!

- Дитятко там осталось,- услышал Черных объяснение стоящего рядом бородача.- Сашка, сынок начальника маяка там. Мать-то его в больнице, а дитя в саду круглосуточно, значит.

Не задумываясь ни на миг, Николай рванулся в огонь. Через несколько минут он выскочил оттуда и, кашляя, подал солдату-пограничнику почти безжизненное тело ребенка.

- Там… люди…- прерывисто и хрипло выдохнул Черных.- Подойдите к окну… Передам…- и исчез в дыму и пламени.

Люди с тревогой ждали. Вдруг вылетело выбитое окно. В его проеме показался Николай. В руках он держал заведующую детским садом. Одежда его дымилась. Пограничники подхватили безжизненное тело женщины.

- Вылазь! - закричали они другу, протягивая к нему руки.

- Прыгай!

В то же мгновение с угрожающим треском рухнула крыша. Люди в ужасе отпрянули. Все поняли - Николаю уже ничем не поможешь.

А ему было неполных двадцать. После службы, побывав на родном Полесье, он мечтал поехать на строительство Байкало-Амурской магистрали. В политическом отделе уже была заполнена на него путевка. Здесь же осталась грамота райкома комсомола за ратный труд.

Черных не поехал на комсомольскую стройку, он не получил свою грамоту.

Не успел…

Родина высоко оценила подвиг воина - он посмертно награжден медалью «За отвагу на пожаре», его имя навечно занесено в Книгу почета ЦК ВЛКСМ.

В редкие свободные часы пограничники заставы имени Николая Черных собираются в Ленинской комнате. Баянист, привычно растянув в проверочном аккорде меха, начинает знакомую мелодию. Задумчивые, трогающие душу слова с грустью подхватывает один, второй:

…Им носить бы теперь боевые награды,

Только жаль - не успели вручить ордена…

Песня растет, ширится. И вот она уже вырывается в распахнутое окно и летит по улице, носящей имя героя-пограничника. Звуки ее, постепенно стихая, сливаются с тихим шелестом листвы молодых деревьев в сквере, разбитом на месте солдатского подвига.

Помнят Курилы полесского паренька в зеленой фуражке. Тяжело вздыхает суровый океан. Грустно шумит остролистый бамбук. Печально роняет листья береза, растущая в раздвоенном стволе сосны на высоте двух метров. Ствол сосны еще хранит тепло его ладони…

ЭДУАРД КОРПАЧЕВ

ОХОТА В БЕЛОВЕЖСКОЙ ПУЩЕ

Очерк

И день и два готов был он, Михаил Артюшин, вот так, как сейчас, мчаться на машине через пущу, чтобы тянулись по обе стороны дороги темные ели и безупречно прямые мачтовые сосны, чтобы можно было остановить машину, выскочить, глотнуть целебного пущанского воздуха, оглядеться вокруг, а потом еще раз взглянуть на эту прекрасную заповедную местность, но уже через линзу фотоаппарата. И запечатлеть дорогу под соснами, или вспугнутого, улетающего в чащу глухаря, или череду зеленых курчавых кустиков у дороги, запечатлеть обычную красу родимой пущи. Снимки будут храниться не только у него, они нужны и старшему охотоведу заповедника Виктору Антоновичу Вакуле, который и просил его заснять эту живую красу.