Владимир Коваленко - Крылья Севастополя

- Позавчера генерал Остряков поздравил Мишу Кологривова и Женю Кириченко…

- А сегодня нас, - перебил его Волочаев.

- Да не спеши ты, дай рассказать по порядку…

Тут я замечу, что в тот день, когда мы с «дядей Костей» уезжали в «Омегу», Ю-87 совершили налет на Севастополь. Наш катер был уже в Круглой бухте, когда часто затявкали зенитки, над нами в сторону Инкермана проскочила пара «чаек». Что было дальше - мы не видели…

- Немцы пронюхали, - между тем рассказывал Мордин, - что в порту стоят транспорты, и кинули «лапотников»{4}. Они выстроились попарно пеленгом и на приличной высоте зашли со стороны Инкермана. В воздухе в это время находились Кологривов с Кириченко на «чайках». Увидели немцев - и к ним, с набором высоты. Ну, скорость у них известно какая - не мчатся, а пешком идут. А первая пара «юнкерсов» уже в пике входит. Вот тут-то и подстерегли их наши «чаечки». На встречных курсах, прямо по горбам так врезали, что «лапотники» из пике уже не вышли - в районе Братского кладбища врезались. Остальные увидели такое дело - и давай швырять бомбы куда попало. Но «чаечки» еще одного в клещи взяли, он у Мекензиевых гор врезался. Правда, летчик выпрыгнул, но тут же попал в руки наших морячков. Мишу Кологривова и Женю Кириченко командующий ВВС лично поздравил за отлично проведенный воздушный бой…

- А сегодня нас, - снова вставил Федя Волочаев. Мордин глянул было на своего штурмана, но затем безнадежно махнул рукой:

- Ладно уж, рассказывай, коль напросился.

- Придется, - засмеялся Федя. [82]

Рассказать, оказывается, было что, В их полку наиболее ответственные разведывательные полеты поручались экипажу капитана Андрея Кондрашина. Смелый и хладнокровный, с острым глазом и цепкой памятью, он всегда на своем Пе-2 доставлял точные, надежные данные. К тому же в воздушную разведку нередко прихватывал и бомбы, которые «попутно» сбрасывал на вражеские аэродромы и порты. Летал он с молодым, но очень толковым штурманом Анатолием Коваленко.

В этот раз они возвратились с важными сообщениями: в Евпатории замечено большое скопление артиллерии с тягачами. О результатах разведки немедленно доложили командующему ВВС ЧФ генералу Острякову, и он, как всегда, сразу же принял решение: врага разгромить, вылет «пешек» - по готовности.

Через несколько минут в воздух поднялась пятерка Пе-2, ведомая командиром эскадрильи майором Пешковым. Среди этих пяти были и Мордин с Волочаевым.

- От Херсонеса взяли курс прямо на Евпаторию, - рассказывал Федор Волочаев. - Идем на небольшой высоте, под нами - «молоко» (приподнятый туман), над головой - облачность, впереди тоже ничего не видно. Думаю, как же бомбить будем, если земля закрыта? Но нам повезло: у береговой черты туман будто ножом обрезало и мы сразу увидели дорогу, ведущую в Евпаторию, повернули по ней. Идем низко. Вот и город: знакомая набережная, театр, площадь… Рядом - стадион. Батюшки мои, все забито пушками, автомашинами, тягачами! Нас немец, конечно, не ждал - ни единого выстрела. А ведущий дает сигнал: «Внимание!» Бомбы посыпались вниз, а мы - скорей вверх, но все же взрывной волной тряхнуло основательно. Вася говорит: «А теперь из пулеметов угостим!» Делаем разворот, ныряем вниз, а впереди уже шуруют другие наши самолеты. Ну, и мы всыпали. Фашисты мечутся, орудия от взрывов вверх тормашками летят, автомашины горят. Прямо кино!

- Хорошо, что «мессеры» не застукали, - заметил Мордин. - Там аэродром рядом. Было бы тебе кино.

- Ну, это еще как сказать. Как бы там ни было, а разведка что сообщила? Уничтожено 15 орудий и 20 автомашин, да живой силы больше сотни человек. Впечатляет?

Волочаев с гордостью добавил:

- Сегодня генерал Остряков всем нашим экипажам объявил благодарность за отличное выполнение задания. [83]

…Мы очень рады были этой встрече с друзьями, особенно, конечно, я. Но к радости примешивалась и грустинка, что вновь встретимся не скоро, а, может, и вовсе не встретимся. Такое уж время суровое.

День 24 апреля выдался теплый, но пасмурный, слоистые облака плотным серым шатром накрыли город, не пропуская к земле даже слабые солнечные лучи. В свинцово-неподвижной поверхности бухты отражалось хмурое небо. Константин Михайлович, усевшись на берегу, время от времени брал гладенькие, до блеска отполированные камешки, бросал их в воду и затем долго, с угрюмой задумчивостью наблюдал, как на воде, постепенно затухая, лениво растекаются круги.

- Скорей бы вечер, - вдруг сказал он. - Катер придет, Акимова с Пастушенко нам на смену привезет, а мы с тобой - в «Мечту пилота».