Кирилл Голованов - Катерники

Однако Васю удержал на плаву пузырь воздуха, оказавшийся под клеенчатым регланом, про смерть от переохлаждения он ничего не знал и потому спокойно качался на волне, уповая на пословицу: «Бог не выдаст - свинья не съест». И надо же: через 30-40 минут боцман увидел наши «малые охотники», которые возвращались в базу тем же маршрутом. Зимовец заорал благим матом, боцмана это умеют делать громко, и тут опять Васе повезло: катера-охотники шли с моторами на подводном выхлопе. На их палубах было тихо, и Васин клич дошел до нужных ушей.

С палубы катера Зимовцу подали бросательный конец - тоненькую такую веревочку - и подтянули к борту, выпустив попутно воздушный пузырь из-под реглана. Но такая снасть неспособна была выдержать богатырскую Васину «натуру». Она оборвалась, и Зимовец канул в пучину, наподобие топора. В глубине моря, сильно обидевшись на веревочку, он гребанул лапами сверху вниз, раз и другой, вскинул глаза, как перископ, и увидел спасательный круг перед носом. Боцмана вытащили, растерли спиртом, дали внутрь для сугреву, так потом он даже не чихнул.

- Не принял морской шкипер, - объяснял Вася в курилках такое стечение обстоятельств, но, остерегаясь вторично искушать судьбу, поклялся в море никогда не дремать. Прямо Зимовец не признавался, но многоопытным слушателям и так было понятно, что только сонного человека могло вышвырнуть за борт вот таким макаром.

В общем неудивительно, что именно боцман Василий Зимовец с флагманского катера первым доложил Чекурову о черном силуэте на фоне бесноватого свечения воды.

- Атака! - скомандовал командир дивизиона, решив применить широко известный прием: прорыв между головными кораблями охранения в центр вражеского конвоя. Противник привык отражать такие атаки и неизбежно ослаблял наблюдение на других направлениях.

По условному сигналу катер, которым временно командовал Дмитров, тотчас уклонился влево, осел на корму, будто перед прыжком, а в сорока метрах сзади выгнул по-кошачьи седую спину бурун максимального хода. Лейтенант Русначенко тоже увеличил скорость катера, но противника не видел.

- Где он? - нервозно спрашивал он.

Вдруг воздух вспыхнул и заблистал. Русначенко заслонился, не понимая, откуда фиолетовая резь в глазах. Два осветительных снаряда, выстреленных из пушки, опускались на маленьких парашютах, разливая над морем пронзительный свет. Наступила будто бы тишина. Лоснилась палуба, как бы выхваченная из тьмы. Замерли головы в стальных зеленых касках. Глаза щурились, как у совы в дневной час. А вокруг за блестящей чернотой полярной ночи уже сводились в одну точку прицелы и визиры, тянулись пальцы к ревунам, к спусковым крючкам и гашеткам, замерла в стволах перед прыжком сварливая сталь.

Русначенко таращился, не соображая, откуда ждать огня. От волнения он уже плохо различал, где север, где юг, где остался свой берег и где побережье, занятое противником. Мрак за чертой мертвенно-белого света будто сгустился крутым киселем, выхватив, как на арене, такой маленький, такой деревянный катер. И катер словно остановился, хотя мчался на самом полном. Свет «фонарей» на парашютиках, легко обгоняя катер, его «раздевал».

Капитан второго ранга Чекуров не был так ослеплен. Он заметил, что «фонари» и крупные снаряды летели спереди и чуть справа, взрываясь в буруне за кормой. На полном ходу бурун более заметен, чем сам торпедный катер. Судя по плотности огня, стреляло не менее тридцати стволов, калибром в 100 и 127 миллиметров. За шесть-семь минут они выбросили навстречу атакующим торпедным катерам тысячу снарядов. Потом спереди и слева ударили цветными цепочками-трассами скорострельные автоматические «эрликоны». Каждый огонек был небольшим снарядиком. Они неслись густо, похожие на снежинки в метель, вспыхивающие под уличным фонарем.

«Где же скрываются транспорта?» - размышлял Валентин Андреевич, прорываясь сквозь цепочку кораблей охранения.

Приборов ночного видения и радиолокации на катерах еще не было, потому приходилось только догадываться о расположении кораблей противника. Догадываться под прицельным огнем, потому что вражеские наводчики пристрелялись. Тонкий деревянный корпус катера сотрясался от ударов, и было непонятно, что бьет в борт: ставшая на дыбы студеная вода, тугая взрывная волна или раскаленный дробленый металл.