Виталий Шевченко - Константиновский равелин

Последним, словно командир с тонущего корабля, сошел Евсеев по каменным ступеням равелина н легко толкнул рукой потайную дверь. Ревело не угомонившееся к утру морс, и только у самого берега успокаивающе тарахтела галька, обкатываясь друг о друга.

Чуть-чуть дрожащими руками Евсеев скрутил цигарку, высек огонь, часто и глубоко затягиваясь, закурил. Он курил жадно, пристально смотря на тот берег до тех пор, пока огонь не обжег губы и пальцы. Он не обратил на это внимания, охваченный тяжелым чувством необходимости вновь отступать.

«Где же остановимся? Где?!» — тревожно подумал он, медленно направляясь к воде. И вдруг замер от неожиданности — у берега методично покачивался приготовленный им для комиссара плотик.

— Как? — произнес вслух Евсеев. — Неужели он... как все? И тотчас же почувствовал, что здесь что-то не то, потому что неприятно заныло сердце, но уже ничего нельзя было изменить...

— Л может быть... — надеждой мелькнула мысль, и

он быстро вошел в воду н легко, сам того не ожидая, поплыл.

Противоположный берег властно звал к себе грохотом начавшегося боя.

Оставалось еще три минуты, когда Зимскнй вернулся в коридор. И снова острая, словно кто-то брал рукой прямо за сердце, тоска но Ларисе охватила все его существо. И оттого, что все воспоминания о ней были связаны с равелином, ему вдруг до боли стало жаль этих милых замшелых камней. На какую-то секунду появилась неожиданная слабость в коленях, будто что-то тяжелое надавило ему на плечи, пытаясь согнуть в три погибели, но тотчас же перед глазами появились матросы, ушедшие на ту сторону, чтобы продолжать драться, строгое лицо Евсеева, с которого из-под грязных окровавленных бинтов смотрели с немым укором неподвижные глаза, и Алексей, в который уже раз, ощутил, что любовь к Родине гораздо сильнее и выше всех других чувств, включая и самую сильную любовь!

И прежде чем запалить первый шнур, Алексей снял бескозырку и, словно клятву, торжественно произнес:

— За тебя, Лариса! А если не вернусь, всю жизнь помни про мою любовь!

Ему словно стало легче от этих слов. Быстро нахлобучив бескозырку, он высек искру, раздул фитиль н поджег первый шнур. Аккуратное дымовое колечко торопливо побежало к смертоносным ящикам, а Алексей бросился ко второму объекту. Он очень хорошо изучил этот несложный маршрут, и вскоре за его спиной уже горели три шнура. Подпалив четвертый, последний, он прикурил от него ингарку и, сделав две глубоких затяжки, выскочил во двор. То, что он увидел, заставило его опешить и на мгновение забыть о взрыве: посреди двора, накинув плат на плечи, с пистолетом в руке стоял батальонный комиссар Калнпич. Затем, будто сразу сошло на него просветление, Зимскнй бросился вперед со страшным криком:

— Товарищ комиссар! Скорее! Сейчас будет взрыв! Уходите скорее!

Калинин спокойно поднял руку, и Зимскнй, пораженный этим спокойствием, остановился со всего хода, словно налетел на стену.

— Сейчас... взрыв... — повторял он растерянно, не понимая, почему так хладнокровен комиссар.

— Да, вам надо немедленно уходить! — заторопился и Калинин, видя, что Зимскнй застыл, точно загипнотизированный. — Торопитесь! В вашем распоряжении минуты!

— Л вы?!—изумился Алексей, бледнея от страшной догадки.

— 51? — Калинин поежился от лихорадки. — Я останусь здесь. Вот видите! — комиссар показал па распухшую, точно колода, ногу. — Куда мне плыть! Ничего, я их встречу здесь!

— Как же так! — возмутился Зимскнй. — Чтоб я бросил вас одного! Да никогда такого не будет! Поплывем вместе, я вам помогу. До того берега не так далеко!

Калинин горько улыбнулся и погладил Знмского, точно маленького, по голове.

— Хороший вы парень, Алексей! Очень хороший! А вот плыть нам вместе не придется — ведь я не умею плавать!

Зимскнй отшатнулся, нс веря. Видя но глазам, что ему не верят, Калинин стал серьезным и строго сказал:

— А честному большевистскому слову ты поверишь? Ну, так вот — даю тебе честное большевистское слово, что я не умею плавать. В свое время дураком был — не научился.

— Как же так? — прошептал Зимскнй упавшим голосом.

— Да вот так!—сказал уже прежним тоном Калинин. — Одним словом, моя судьба оставаться здесь!

— Тогда и я с вами! — решительно заявил Алексей, делая шаг к комиссару.