— Врагов вокруг нас много топчется, Надя, но ты понимаешь, угадываю я в ином врага, слышу, как он дышит, как стучит его сердце, чувствую — претит он мне, а сказать не могу. Нет у меня видимой, явной зацепки, или, как у нас говорят, нет достаточного основания для подозрения, и от этого бывает так обидно, черт возьми, а поделать... — он щелкнул языком, развел руками и смолк.
Надя не ответила, и между ними установилось то продолжительное и неловкое молчание, после которого трудно бывает заговорить снова.
.. .Он встретил Надю в зимний день на концерте художественной самодеятельности молодежи. Зал клуба освещался керосиновыми лампами, и в нем было так холодно, что изо рта валил пар. Это нисколько не смущало ни исполнителей, ни зрителей. Паршин сидел рядом с работником губчека Черновым. На концерте выступали декламаторы, певцы, струнный оркестр, гармонисты, но редкий номер исполнялся без участия белокурой девушки, пианистки Нади Болдиной. Она отходила от рояля только для того, чтобы погреть озябшие руки.
— Кто эта девушка? — спросил он у Чернова.
— Девушка, комсомолка, зовут ее Надя.
— А где она работает, живет?
— Живет дома, а работает — куда пошлют.
— Нет, ты серьезно.
— А что, нравится?
— Да, — признался Паршин.
— Эта девушка пришла к нам из приюта. Там она воспитывалась, а потом работала. Ты хочешь спросить, откуда у нее музыкальные способности? Природное дарование. Здесь была одна попечительница приюта, этакая одинокая, но довольно состоятельная старушка. Понравилась ей эта девчурка, стала она водить ее к себе на квартиру и обучать. Старушка в прошлом году умерла, а рояль мы конфисковали и отдали клубу. Вот и вся история.
Паршин не сводил глаз со сцены, и как только Надя вставала и, скромно поклонившись, уходила за кулисы, Паршин до боли хлопал в ладоши.
После концерта он встал и потянулся за выходившими людьми, думая о Наде. Чернов взял его под руку и повел за кулисы.
— Вот, — сказал он, обращаясь к Наде, — мой товарищ, командир коммунистической роты Паршин. Познакомься.
— Я о вас немножко слышала, — улыбаясь и подавая руку Паршину, сказала Надя.
— Откуда? — удивился Паршин.
— К вам бегают наши ребята на военное обучение. Они и рассказывали.
Покуда они беседовали, клуб опустел, и домой они пошли втроем. На полпути Чернов попрощался и оставил Паршина с Надей. Паршин провожал ее домой и говорил, что ему очень понравилось, как она играла.
— Да ну, где там, — отвечала Надя. — Иногда хочется поиграть, а клуб открывается только вечером.
— Надя! — воскликнул он. От мысли, которая ему пришла в голову, он чуть не задохнулся. — Так вы можете приходить на вокзал в любой час. У нас в агитпункте стоит рояль. А какую большую пользу вы могли бы принести нам! Через агитпункт проходят сотни пассажиров, красноармейцев. Нередко там выступают наши агитаторы с читкой газет, с короткими докладами, а играть никто не умеет. Рояль немой. И вдруг музыка, а? Нет, вы представьте себе, Надя!
Паршин настолько увлекся своей идеей, что Надя тихонько рассмеялась.
— Вы меня уговариваете так, словно я отказы? ваюсь.
— Придете? — обрадовался он.
— Ладно. — Она улыбнулась и пошла дальше.
Он потоптался на месте и выругал себя за нелепый порыв: «Чудило гороховое! Конечно, она не придет^ Очень-то ей нужно».
А на другой день он прохаживался около вокзала, поглядывая в сторону города. Она пришла. С тех пор он провожал ее вечерами домой, делился с нею своими мыслями. В Наде Паршин нашел близкого и отзывчивого человека, который лучше всех мог понять его думы и стремления. Наде нравились в нем его непосредственность, любознательность, честное и открытое сердце.
Когда она почему-либо не появлялась, Паршин находил повод заглянуть в комитет комсомола или наведаться к Чернову, чтобы встретиться с нею и перекинуться хотя бы двумя словечками.
Но сейчас они стояли молча, чувствуя, что между ними выросло нечто большее, чем обычная дружба, и, поняв это, Надя неожиданно для себя самой сказала:
— Петя, мне пора домой.
Паршин рванулся к ней, порывисто схватил ее за руки и прижал их к своей груди.
— Надя!.. Мне хотелось сказать тебе...
Читать дальше