Михаил Булавин - Боевой 19-й

— Боже мой! — воскликнула Вера, увидев его. — Какой ты смешной в этих больших ботинках с обмотками и короткой шинели.

— Цаплеобразный, — улыбнулся Быльников и добавил: — Смеяться право не грешно над тем, что кажется смешно.

— Да это не смешно, а... — но она не выдержала, прыснула, и оба они расхохотались.

— Ты меня встречаешь, как Бульба своих сыновей, — шутил Быльников:

Вера была в том же приподнятом настроении, что и Быльников, щутила, острила и, готовя его в дорогу, говорила без умолку.

Шинель после ее вмешательства хотя и осталась короткой, но все же приняла более форменный и фасонный вид.

— Владимир, а ведь шинель эта не из фабричного сукна.

— Я знаю. Это крестьянское, домотканное сукно, из которого в деревне шьют армяки.

— Вот видишь, — сказала она многозначительно,— это великое патриотическое дело. Народ напрягает силы, чтобы разгромить врагов. Деревня готовит своей армии продовольствие, валенки, варежки, полушубки, шапки. Силы такой армии неистощимы.

Быльников каждый день уходил в полк и возвращался поздно. Вера освобождалась раньше и, поджидая мужа, стряпала обед и поглядывала на часы.

Вечернее время досуга' было самым лучшим и счастливым в их жизни. Они знали, что скоро вновь наступит расставанье, но об этом старались не говорить. Только по короткому взгляду и затаенному вздоху Веры он понимал, что она думает о скорой разлуке.

Наступили холодные, хмурые дни. Шел снег и, падая на землю, таял, растекаясь в грязной жиже.

Неуютно было в эту слякотную непогодь. Небо словно разверзлось, и оттуда, при мятущемся ветре, то хлестал дождь, то сыпал снег. Под ногами хлюпало, ноги разъезжались.

В один из таких вечеров Быльников возвратился раньше обычного и сказал:

— Мы сегодня выезжаем. Наш полк грузится.

Хотя для нее это сообщение не было неожиданным,

все же она как-то сжалась и потупила глаза.

Владимир старался сохранить веселость и, развлекая ее, рассказывал, какой у них в эскадроне отыскался запевала.

— Ах, какой голосище, дивный тенор, понимаешь, с этаким приятным тембром, довольно сильный и чистый. Командир полка заслушался, а потом подозвал его к себе и сказал: «После войны я тебя, Стрепетов, в консерваторию откомандирую». И отправит, обязательно отправит, из молодого парня может выйти прекрасный солист.

Вера понемногу Повеселела и старалась бы?ь спо* кой ной, чтобы не расстраивать Владимира.

Провожая его, она всплакнула. Он уходил туда, откуда не все возвращаются. Но на сердце не оставалось той горечи, которая была когда-то, при первой разлуке. Между ними не было ничего неясного, недоговоренного. Она будет его ждать терпеливо и постоянно помнить о нем.

— Пиши, — на прощанье сказала она дрогнувшим голосом.

В ответ он крепко сжал ее руку и, прищурив затуманившиеся глаза, молча кивнул головой.

Эшелон ушел. Вера Быльникова снова осталась одна.

Экстренные выпуски военных сводок с фронта говорили:

«К 9 часам вечера 15 ноября части Конного корпуса, разгромив наголову офицерские пехотные полки, отбросив конницу Шкуро к юго-западу, а конницу Мамонтова к югу, полностью овладели Касторненским железнодорожным узлом. Армия Деникина потерпела здесь беспримерное поражение».

Потеря белыми таких пунктов, как Воронеж, Ка-сторная, и оборонительного рубежа реки Дон била по самым устоям «добровольческой» и Донской армий.

Конный корпус Буденного, сформировавшийся в Первую Конную армию, выходил на основное операционное направление. Красные армии Южного фронта, преследуя белых от линии Курск, станция Касторная, Воронеж, в декабре вторглись в Донецкий бассейн и своими центральными армиями 8-й, 13-й и Первой Конной достигли линии рубежа Северный Донец.

Зима. Глухая ночь. Неистовствуя ревел ветер, и колючий снег бил в лицо. Казалось, все живое замерло, притихло, запряталось от этой злой непогоды. Не спали только разведчики. Они забирались глубоко в тыл противника, снимали караулы, посты, вызывали панику, не давали врагу покоя ни днем, ни ночью.

Одетые в полушубки, валенки и теплые шапки, пробирались к деревне Ольшанке два человека. За плечами висели винтовки, на поясе,,по две гранаты. Пригибаясь, они прошли через огороды и остановились у хаты. Один из них снял винтовку и, держа ее наизготове, оглядывался. Другой подошел к замерзшему окну.