Михаил Булавин - Боевой 19-й

Буденновцы расположились в военном городке. Отдых, обед, сон. Ранним утром трубач проиграет подъем, и снова ринутся полки буденновской конницы по пятам врага.

Сонная тишина объемлет город. Ходят зоркие патрули, оберегая тишину и порядок. В казарме, где крепким сном спит эскадрон, Паршин пристроился к ящику и под крошечным огоньком свечного огарка пишет: «Здравствуй, отец! Жив ли ты, мой дорогой старик. ..»

Могучим сном спит набегавшийся по городу Устин, а Зиновей ворочается с боку на-бок. Он долго смотрит на склонившегося над листком бумаги Паршина, затем тихонько встает и подходит к нему.

— Товарищ командир... Петр Егорович, не откажи в милости, отпиши, пожалуйста, весточку ж«е;не моей Настюхе. Я плохо грамотен. Да и карандаша у меня нет.

Паршин берет другой листок бумаги и пишет:

«Дорогая Настя!»

— Петр Егорович! — шепчет Зиновей, прикладывая к груди руку. — Не так. Напиши ты по-нашему, по-крестьянски. «Здравствуй, дорогая наша жена Настасья Трофимовна. Пишет весточку ваш муж Зиновей Степаныч. Сообщаю вам, что я жив и здоров... Еще кланяюсь... Весточку эту писал командир наш Петр Егорович Паршин, с каким мы в одном эскадроне воюем с беляками и какой ведет нас в бой...»

Потом уходит Зиновей на нары, долго держит письмо в руке, незаметно засыпает и чему-то улыбается во сне.

Беспокойно мечется огонек догорающей свечи. Подходит дневальный и, собирая крошки стеарина, осторожно бросает на фитиль. На ящике, за которым сидит Паршин, лежат два письма. Первое к отцу, второе к ней, к далекой Наде.

Дремлет Паршин, накрывшись шинелью, и ему чудится: опять она, Надя Болдина. Она часто приходит к нему во сне. Сейчас она подъезжает к нему на черном коне и протягивает руки. Белокурые волосы развеваются на ее непокрытой голове. Он хочет подойти и обнять ее. Но она запрокидывает голову и трубит в сверкающую на солнце трубу. И мчатся к ней всадники. Их все больше и больше, и не видно уж Нади среди воинов. Потом он стоит один в степи и ищет ее глазами, но пустынна степь и вокруг никого нет. Потом он снова встречает ее. Они идут по темной улице, и она говорит: «Возьми меня за руку».

Он просыпается. Темно. Догорела свеча. У двери стоит дневальный, раскуривая цыгарку.

Где ока, эта милая девушка, первая, которую он так горячо полюбил. Придет ли, настанет ли час счастливой встречи? ..

Словно золу с угасшего костра, разметал и развеял ветер тучи. Вспыхнули под ними искры звезд, мерцая в черной ночи неба.

Ударил первый мороз, и стало на земле чисто и звонко.

И только едва забрезжил рассвет, мягкий и протяжный звук трубы заиграл подъем, а затем стала множиться команда:

— По ко-о-ням(

И прежде чем проснуться горожанам, буденновская конница мчалась к Дону, к переправам, на бой с врагом.

V

Конные набеги мамонтовцев и шкуровцев на уезды Тамбовской и Воронежской губерний, эсеровская пропаганда активизировали действия кулаков. Из сел и волостей Тамбовской губернии стали поступать тревожные вести об убийствах председателей сельсоветов, продармейцев и уполномоченных по проведению продразверстки.

То в одном, то в другом месте возникали мелкие бандитские отряды, возглавляемые эсерами и уголовниками.

Бывший начальник милиции города Кирсанова, Тамбовской губернии, эсер Антонов убил председателя Тамбовского губернского исполнительного комитета Чичканова, ушел с группой вооруженных бандитов в лес и положил начало крупному кулацкому мятежу.

В эти дни газеты под рубрикой «На нашем фронте» печатали краткие сообщения:

«2 ноября .

Части конкорпуса Буденного ведут упорные бои к вападу от Землянска».

«3 ноября .

Нашими частями занят Хохол. Противник бежит в направлении Турово, Нижнедевицк. Красная конница, развивая наступление в районе Землянска, отбрасывает противника к станции Касторная».

«11 ноября .

Идут упорные бои под станцией Касторная с перевесом на стороне наших войск».

Быльников сидел в кабинете начальника Особого отдела армии, человека лет сорока пяти, со спутанными седыми волосами и колючим взглядом серых глаз. Смотрел он на Быльникова исподлобья, хмурясь.

Бывший капитан, участник империалистической войны, коммунист Вихров, приговоренный летом семнадцатого года к расстрелу за большевистскую пропаганду на фронте и бежавший с помощью солдат из камеры смертников, перелистывал дело бывшего сотника 12-й казачьей дивизии 4-го Донского корпуса Быльни-кова, перешедшего с вооруженным отрядом казаков на сторону Красной Армии.