Виктор Костевич - Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

Грубер возразил, обращаясь, впрочем, не к ним, а к Эренталю.

– Это было еще до присоединения к СССР Восточной Польши, Северной Буковины, Бессарабии и балтийских государств. С тех пор население выросло. Однако мы говорили о Крыме.

Эренталь кивнул. Грубер снова посветил фонариком в блокнот.

– Всего на полуострове тогда проживали миллион сто двадцать шесть тысяч триста восемьдесят пять человек.

– Тринадцать можно смело отбросить, – снова встрял второй хауптшарфюрер.

– И этого деда в сторожке, – добавил Хазе, посмотревший на Грубера с явным неудовольствием. Грубер в его сторону не взглянул.

– Что касается крымских татар, то на них пришлось двести восемнадцать тысяч сто семьдесят девять человек. То есть девятнадцать целых и четыре десятых процента. Менее пятой части.

– Точно, – подтвердил Эренталь, – мне в штабе говорили примерно то же. Двести тысяч. Так что двадцать тысяч добровольцев – роскошный результат. Отбросим половину – бабы, потом откинем стариков и детей – и останутся искомые двадцать тысяч молодых и здоровых мужчин. Мне положительно нравятся дети Пророка. А остальные, надо полагать, были евреи и русские?

– Не только, – отозвался Грубер. – Тут жили очень многие. Хотя бы греки. Или немцы. Но русских было, конечно, больше всех. Пятьдесят процентов, а вместе с так называемыми украинцами – шестьдесят три с лишним. Евреи составляли пять целых восемь десятых процента. Шестьдесят пять с половиной тысяч. Без крымчаков и караимов.

Раздался голос второго хауптшарфюрера:

– Евреев можно не считать. И этих, как их там, крымчаков. Я знаю, о чем говорю, господин доктор.

Я вспомнил пьяную болтовню Листа, и мне захотелось, чтобы статистические выкладки прекратились. Так и случилось. Эренталь, желая показать, что не уступает доктору в эрудиции, возвратился к теме татарских организаций.

– Да, чуть не забыл. Помимо Симферопольского, имеется еще какой-то комитет в Берлине. Во главе с неким Шинкевичем.

– П-поляк? – с подозрением прищурился Хазе.

Второй хауптшарфюрер решительно возразил:

– Еврей. Все «евичи» и «овичи» – иуды.

– Это далеко не так, – возразил зондерфюрер, но не был услышан. Ясность внес унтерштурмфюрер.

– Расово безупречный татарин. Чистый и беспримесный. По-другому его зовут Кырымал.

– Кирималь, – попытался воспроизвести звучное имя Хазе и с видом знатока восточных языков добавил: – Да, что-то турецкое безусловно есть. Так что там с этим польским евреем?

– Трудится во благо рейха. Хочет татарского государства в Крыму под германским протекторатом.

– А луну с неба ему не надо? – недовольно поинтересовался второй хауптшарфюрер.

Эренталь поспешил его успокоить.

– Мусульмане могут хотеть чего угодно, а мы можем им что угодно обещать. Так будет, пока они нам нужны. Но Германию это ни к чему не обязывает. Поверьте, господа, у меня совершенно точные сведения.

– Откуда? – устало спросил Грубер.

– Оттуда! – ухмыльнулся Эренталь и ткнул пальцем в потолок. После чего неприлично заржал и, стукнув кулаком по столу, возгласил:

– Мы исполним вековые мечты крымско-татарского и турецкого народов! За исполнение желаний, товарищи в борьбе! Аллах акбар!

Фюреры чокнулись. Трое весело, четвертый, Грубер, с отсутствующим выражением лица. Я предпочел воздержаться, прикинувшись безнадежно пьяным.

– Однако, господа, время довольно позднее, – спохватился Грубер. – Нашему итальянскому другу давно пора на покой. Да и я бы, признаться, соснул.

Эренталь согласился и начал прощаться. Завтра рано вставать – дел у полиции выше копчика. Очистка прифронтовой зоны продолжается непрерывно. И хотя активные силы бандитов уже разгромлены, есть еще что прочесать и почистить. Сегодняшний день дал отличные результаты – увидим, что даст грядущий. Жалко, что чертов дед ничего не сказал. Но возможно, он ничего и не знал. Быть может, то вообще была ошибка. Но ради устрашения стоит порой ошибиться. Туземцы должны понимать…

«Подлец!» – гневно подумал я и крепко пожал ему руку.

Бандиты атаковали перед рассветом. Мы чудом остались живы, Грубер, я и Юрген. Я вовремя услышал треск и резкие хлопки. Грубер вовремя спрыгнул с койки. Мы оба вовремя повалились на пол – и остались целы, когда окно нашей хибары разнесло пулеметной очередью и на нас посыпались осколки стекла и сбитая со стен штукатурка.

– Вот ведь свинство! – возмущенно прокричал Грубер, стаскивая со стула штаны. Дергаясь на полу, он исхитрился, не вставая, натянуть их на ноги. Мы поползли к двери. Я, по счастью, спал не раздеваясь, уж больно устал. Или это было предчувствие?