Артем Драбкин - Я дрался на Т-34. Обе книги одним томом

Лежать под танком больше нельзя, каждую минуту может взорваться боекомплект и… Пули стучат по броне, каткам, гусеницам. Механик кричит: «Немцы, лейтенант!».

Выскочили из-под машины – и стремглав в сторону, на распаханное поле, куда минутами раньше бежали ребята с подбитых машин. Крюков – в десяти-пятнадцати шагах от меня. Огонь усиливается. Жуткий свист пуль прижимает к земле, заставляет сгибаться, хочется брякнуться, распластаться, но тогда не уйдешь… только бы не в ногу, не в ногу… не уйдешь, возьмут раненым. Надо сделать вид, что попали, убили, надо падать! Валюсь на землю. Дыхание – как у загнанной собаки, но стрельба прекратилась… поверили. Механик завалился, как и я, жив, слава богу! Отдышавшись немного, не сговариваясь, одновременно вскакиваем, мчимся дальше. И все повторяется сначала: бешеный огонь, жуткое жужжание «пчел», пакостные мысли о близкой смерти. Но стал замечать – пули свистят выше, над головой, значит, ушли далеко – не попадут. Есть надежда уцелеть. Опять рев авиационного двигателя! Падаю на землю, вверх лицом, чтобы видеть свою смерть. А он с разворота, чуть не задевая колесами землю, проносится над нами. Вытягиваюсь вдоль борозды и начинаю лихорадочно забрасывать себя землей. Еще заход – он нас не видит и не стреляет.

Когда все улеглось, встали и побрели. У механика – автомат, подобрал у танка. Несем попеременно, кажется очень тяжелым. Вдруг позади раздался мощный взрыв, обернулись и – вздохнули с облегчением: на месте нашей машины бесформенная масса.

Спустились в лощину, где набрели на родник. Умылись, передохнули. Пошли дальше и вскоре наткнулись на автоматчиков. Их – трое, и надо же – Петр! Уцелел… У них и вещмешки, и шинели, и автоматы. Молодцы ребята – не бросили. У одного автоматчика – осколок в плече. Отвели их к роднику, благо ушли не далеко. Перевязав раненого, двинулись дальше. В другом овраге – еще несколько наших, в основном автоматчики, и – радист взводного. Уцелел. Об остальных не знает. Кажется, Ермишин выскочил, но… разминулись… Может… подстрелили?

Собралось всего тринадцать человек, и старшой, командир автоматчиков, тоже тут. Сам без сапог, в одних трофейных носках. Пахота, видать, далась старшому нелегко… Но удивился я другому: погоны тоже оказались тяжелы… их не было на плечах. В общем, выглядел он не лучшим образом. Тут же, как старший по званию, хотя этого уже не было видно, начал командовать, как уходить, кому с кем и т. п. Чтобы не участвовать в комедии «начальство – подчиненные», мы с Крюковым расположились подальше от него, не вмешиваясь и не обращая внимания на советы, решили, что как найдем нужным, так и двинем к своим. Прибился к нам и Петр.

Несколько автоматчиков попытались пойти в сторону Недайводы, но наткнулись на большое открытое пространство и вернулись назад.

До вечера подремали, а ночью двинулись к своим.

Под утро добрались до деревни Недайводы и, свалившись у порога первой же хаты, полностью забитой солдатами, отключились.

К вечеру собрались в одной из штабных хат командира корпуса Кириченко. При разборе трагедии узнали, что виновен в нарушении связи офицер, отвечавший за нее. Перепоручив дежурство на рации сержанту, он отправился к очередной фронтовой знакомой в соседнюю деревню, а утром погиб под бомбежкой. «Предатель, – выразился о нем Кириченко, – жаль, погиб, расстреляли бы принародно».

Колонна танков «Лембиту», 1945 год

Командующий расспросил нас о подробностях трагедии, действиях командиров. Удивило отсутствие осуждения в адрес Головяшкина. Вся вина за происшедшее легла как бы на офицера связи.

В конце беседы заверил: «Все будете награждены по заслугам». Однако я так и не дождался этой награды. Только в конце войны за участие в боях под Кенигсбергом и на Земланском полуострове я был награжден орденом Отечественной войны и орденом Красной Звезды. Так что все в норме. Приятно, конечно, когда у тебя больше, но в то же время я уцелел, а многие погибли…

После этих боев я попал в резерв 5-й гвардейской танковой армии, откуда меня отправили в тыл, на заготовку хлеба. Жили мы в деревне Сарычанского района Днепропетровской области, а в ней – одни девчонки. Наши ребята все временно поженились. Хлеб неубранный стоит. Поставили нам задачу – убрать хлеб для своей армии. Меня назначили заведующим мельницей. Так я ею и заведовал в танкошлеме. День и ночь должны были молоть, но к вечеру мельница «ломалась», а с утра ее «ремонтировали». Жили мы там весь сорок четвертый год очень неплохо. Может быть, это мне и сохранило жизнь…