Сергей Бортников: Брусиловская казна (сборник)

Но… Но господа, но…

Если вас интересует русский офицер, у которого таких монет недавно был полный сундук – вам в Духче. Там живёт одна вдовушка, у которой он уже не один раз останавливался на постой. Звать её Мария. Фамилия – Наумец.

– За мной! – громко распорядился Олег Петрович и, демонстративно оставив на столе звонкую монету, устремился прочь из кабака, увлекая за собою своих спутников.

Вдогонку им полетела длинная тирада на языке, очень напоминающем немецкий, которым Хрусталёв упорно пытался овладеть с детских лет, но сути сказанного всё равно понять ему не удалось.

– Что он ещё хочет? – раздражённо спросил контрразведчик, отвязывая своего скакуна.

– Ничего. Просто благодарит. И желает преподнести вам бутыль горилки, – пояснил Апфельбаум.

– Ну, это можно! – с удовольствием согласился подполковник. – Приказываю принять бесценный дар, Израиль Эдуардович, и хранить его, как зеницу ока.

– Есть!

Троица в благодушном настроении поскакала вдоль молодого сосняка, двигаясь всего в нескольких сотнях метров от главного русла реки Стоход, по которому, как уже говорилась, проходила линия фронта.

Ничто не напоминало о войне.

Не рвались снаряды, не свистели пули.

Напротив – ярко светило солнце, как будто не собиравшееся садиться за горизонт, весело щебетали птицы, в буйной траве мирно стрекотали какие-то диковинные насекомые…

Вскоре слева появилась первая хата.

Чисто выбеленная, ухоженная.

Хрусталёв уже бывал в ней – там жил батюшка Авраамий, не раз благословлявший на подвиги русское воинство.

Жаль, не всем помогло…

В полукилометре от этого места – свежее кладбище. На нём спят вечным сном несколько десятков казаков, артиллеристов, гвардейцев-пехотинцев. И немало врагов. Таких же христиан. Только неправославных. Их похоронили с надлежащими почестями. Отпели. Поставили бетонные плиты с фамилиями, датами рождения и смерти. Список погибших передали командованию противника, чтобы сообщили родителям, где нашли последний приют их безвинные чада.

– Ау, батюшка, вы дома?

Отец Авраамий быстро откликнулся на зов – вышел из-за дома с вязкой сена за плечами. Босой. Неопрятный.

– Здравствуйте, господа… Чего желаете?

– Я – подполковник Хрусталёв. Помните такого?

– А как же, Олег Петрович. Помню, конечно… Мы с вами на Воскресение Христово, кажись, в последний раз встречались.

– Так точно! Подскажите, где живёт Мария Наумец?

– Следуйте прямо. В центре повернёте налево. Третья хата справа – её будет… Только зачем вам понадобилась эта блудница? – хитро прищурил глаз священник и распрямился, наконец поставив наземь свою габаритную, но отнюдь не самую тяжёлую ношу.

– Дело есть, – вздохнул подполковник.

– На всю ночь?

– Нет. На несколько минут.

– Так быстро вы с нею не управитесь. Даже втроём!

– Она нам не нужна. Мы ищем одного казака.

– Павла Алексеевича?

– Его, батюшка!

– Что он натворил?

– Пока ничего. Просто пропал. Без вести. Вот я и подумал…

– Нет его у Маньки.

– А когда был?

– Позавчера. Сначала командир его прискакал…

– Слепов?

– Не знаю, Слепов али ещё как. Василий Семёныч звать… кажется…

– Стало быть – он.

– Тот уже неделю проводит у нас реког… реког…

– Рекогносцировку?

– Её… А Павел Алексеевич ему помогают…

– Какой он человек, отец Авраамий? Вы же всех насквозь видите!

– Хороший. Сердобольный, отзывчивый и… богобоязненный. За год пожертвовал на церковь сто рублей – больше моего жалованья за это время.

– Золотом?

– Нет. Ассигнациями.

– А Слепов?

– Полная ему противоположность. Антихрист! Где, говорит, Бог, куда он смотрит?

– Давно с ним такое?

– С февраля месяца. Запил Василий Семёнович крепко… На службу махнул рукою. Только жрёт водку и богохульствует!

– А Манька?

– Ей-то чего? Горилку подливать и поддакивать ума много не надо. Зато мужик в хате. И не какой-нибудь. Полковник!

– Спасибо, батюшка.

– Не за что!

– Вы так подробно обо всём рассказали, что нет никакого смысла заезжать к ней. Прощайте!

– Езжайте с Богом. А впрочем, куда вы на ночь? Оставайтесь у меня. Утро вечера мудренее…

До утра бутыль не «дожила». Офицеры при активном участии священнослужителя кончили её уже за полночь и только тогда, когда осознали, что ни капли горилки больше не осталось, – легли наконец спать.

Апфельбаум, не привыкший к таким бурным возлияниям, встал раньше всех, тайно опохмелился любимым пивом, которым предусмотрительно заполнил свою баклажку в корчме Шабата и неуверенно погнал коня в южном направлении – разрешение на отбытие подполковник Хрусталёв, понимавший, что поручик уже выполнил свою миссию, дал ещё вчера.