Сергей Бортников - Брусиловская казна (сборник)

В команде, призванной охранять казну и знамя, состояло около 50 человек. Половина роты – как и положено по уставу.

Казанцев отвечал за безопасную доставку средств и всегда лично сопровождал ценный груз, беря себе в помощь двух-трёх подчинённых. То есть ничего необычного в его поведении в тот день не было.

Если бы не одно «но»…

Напрямик от Рожище до Кашовки – вёрст двадцать, не более. Верхом по извилистым лесным тропам – часов шесть, а то и семь пути.

А Павел Алексеевич оказался в расположении части уже в восемь утра! Как раз в то время, когда началась атака мадьяр. А в тёмное время суток особо на лошадях не погарцуешь! Да и ни к чему это.

Значит, где-то поблизости казаки останавливались на ночлег… Где?

«Скорее всего – в Соколе, – пришёл к выводу подполковник. – Тамошние евреи держат в деревне две лавки. Может, в одну из них и заглянули Казанцев с Пушновым? Попили, погуляли, а после инсценировали исчезновение заметно “похудевшей” казны, а?»

Такое предположение выглядело вполне логичным.

Только куда девались сами казаки?

На этот вопрос ни Хрусталёв, ни его непосредственный подчинённый – начальник контрразведки полка Никитин, никак не могли найти ответ.

Ещё до начала полноценных военных действий царское правительство эвакуировало несколько тысяч своих подданных, проживавших на западе империи, в более безопасные места. То есть в основном в Сибирь.

Когда началась война, количество беженцев с занимаемых врагом территорий резко возросло.

Однако большинство волынян всё равно упрямо не желали покидать насиженные места.

Да, мало пахотной земли, да, грохот снарядов и свист пуль над головой, да, бетонные доты [15]на полях и лётки [16]в огородах, но ведь это их, обильно политая потом и кровью Родина!

Какие только программы по переселению не придумывала власть с начала двадцатого века, а волыняне тупо держатся за свои малопригодные для выращивания хорошего урожая, мизерные наделы.

В начале века Столыпин начал одаривать переселенцев из Малороссии огромными участками в бассейне Амура и на Севере Казахстана, живи, хозяйствуй – ан нет!

Впрочем, после того как бесследно исчезли Ивашко и Ткачук, многие жители Кашовки стали с интересом поглядывать на доселе мало интересовавший их Дальний Восток, где к тому времени уже обосновалось более 2 миллионов малороссов.

В начале тревожной осени 1917 года отец Ванечки продал собранный урожай, корову и отправился покорять неизведанные края.

А вот его брат – Василий Ковальчук – остался в Кашовке.

Расставаясь, оба плакали и клялись, что вскоре найдут друг друга.

Вот только закончится эта проклятая война!

Их дети прощались без слёз. Можно даже сказать, по-деловому.

– Ты запомнил, Колюня, того охвицера, что скакал позади воза?

– Ага…

– Как только он объявится в наших местах – дай знать мне.

– Хорошо… Но как?

– Придумаешь что-нибудь, ладно? У взрослых помощи попросишь – кто-то же будет знать наш новый адрес.

– Договорились! Но ты должен в подробностях рассказать мне обо всём, что тогда произошло.

– Он убил своего товарища и двух наших мужиков. Степана и Михаила. Ясно?

– Так-то оно так, только куда делись их тела?

– Они лежали на возу. Куда повез их офицер – я уже не видел! – не моргнув глазом, соврал Ваня.

Сокол – некогда княжий город, ещё в Средние века наделённый магдебургским правом (чем-то вроде разрешения на свободную экономическую деятельность). Испокон веков здесь жили искусные мастера: кузнецы и каменщики, художники и плотники… Коренные жители и сейчас называют между собой его улицы по профессиям ранее населявших их лиц: Бондарская, Гончарная…

В начале девятнадцатого века местечко облюбовали евреи. Среди семисот соколян более двух третей являлись представителями этого древнего народа. А там, где они, главное ремесло всегда – торговля. С тех пор в центре поселения появились торговые ряды. Два раза в год стали проводиться ярмарки. Открылись питейные заведения.

К ним-то и держали свой путь два контрразведчика: подполковник Хрусталёв и штаб-ротмистр Никитин.

Чтобы быстрее втереться в доверие к местным иудеям, штаб направил им в помощь поручика кавалерии Израэля Апфельбаума, свободно владевшего идиш. Кстати, в переводе с этого языка его фамилия означала «Яблоня».

Встретились офицеры, как и было условлено, – в корчме, где, кроме них, к слову сказать, больше никого не оказалось. Местный люд среди бела дня в кабаках отродясь не сиживал!