Владимир Першанин - «Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага

Шли цепочкой. Впереди двое саперов, за ними подполковник Фомин и Чистяков. Трое десантников из взвода разведки настороженно оглядывались по сторонам. Впрочем, пока вокруг находились наши передовые части.

Разворачивались батареи разных калибров, в том числе зенитные. Дивизион «катюш» спешно маскировали и окапывали. Гвардейские минометы «катюши» предназначались для ведения огня по площадям. Значит, центр города пока в руках немцев.

Это опровергало скоропалительные высказывания политработников, что наши части прорвались едва не к Рейхстагу.

— Впереди еще Шпрее, — заметил Фомин. — Река, считай, посреди города течет. Хоть и неширокая, за то простреливается вдоль и поперек.

Мимо проехали несколько повозок с ранеными.

— Что, машин не хватает? — спросил один из разведчиков.

— Мы от вокзала раненых вывозим, — ответил санитар. — Там сплошные развалины, только лошадки и выручают. В некоторых местах машины не пройдут, только танки да наши повозки.

Задавать вопрос «как там?» никто не стал. Судя по нестихающей стрельбе, взрывам снарядов и мин, бои не прекращаются. Вышли к железной дороге. Поезда последние недели здесь не ходили.

Стояли несколько сгоревших вагонов и артиллерийская железнодорожная установка, приземистая, как черепаха. Из массивных башен выглядывали стволы двух 105-миллиметровых зенитных орудий, которые нередко использовали против советской бронетехники.

Братья-славяне, видимо, крепко разозлились на зловредную «черепаху». Броня была издырявлена попаданиями снарядов. Одна из башен взорвалась. В разные стороны торчали острые края развороченной и уже тронутой ржавчиной брони.

Четырехствольная 20-миллиметровая зенитка «маузер» была смята, стволы согнуты, а возле платформы лежало тело артиллериста. Внутри «черепахи» находились, судя по всему, и другие убитые. Ощутимо несло разложившейся плотью.

Увидели и две подбитые «тридцатьчетверки». Они вылетели прямо под огонь железнодорожной установки. Тяжелые снаряды пробили броню насквозь. Одна машина сгорела, башня отлетела в сторону. Другая «тридцатьчетверка» выгорела лишь частично, но разбита она была крепко. Показав на оплавленные отверстия в башне и возле люка механика, Чистяков сказал:

— Наверное, весь экипаж накрылся. Эти чушки все перемололи внутри.

— Вон братская могила, — кивнул разведчик.

Холм был довольно большой, а на листе фанеры теснились десятка полтора фамилий. Железнодорожное полотно являлось удобной позицией для обороны. Возле перевернутых вагонов были выкопаны траншеи, окопы, стояла разбитая противотанковая пушка. Тела убитых немецких солдат сбросили в один из окопов и слегка присыпали землей пополам со щебенкой.

Неподалеку тянулась еще одна железнодорожная колея. Под ее прикрытием разместилась батарея тяжелых 120-миллиметровых минометов. Расчеты отдыхали, а командир батареи, капитан лет сорока пяти, в круглых очках, предупредил Фомина:

— Сильно не высовывайтесь, снайперы бьют. Да и в нашу сторону мины иногда подсыпают.

Осмотрели в бинокль окрестности, здесь предстояло продвигаться самоходно-артиллерийскому полку и танкам вместе с пехотой. Место представляло собой узел коммуникации. Среди полуразрушенных домов возвышалось массивное сооружение — вокзал Лертер.

Виднелись другие железнодорожные пути, эстакада, обрушившаяся на рельсы. Слева тянулся довольно широкий канал, его перегораживал взорванный железнодорожный мост.

— Шпрее отсюда не видно? — спросил Фомин у капитана-минометчика.

— Если только на эстакаду взобраться. Но там все под огнем. Кстати, мост через реку фрицы до сих пор держат. Не взрывают. Надеются, что он им еще пригодится.

— Он бы и нам пригодился.

— Конечно, — подтвердил капитан. — Шпрее всего шириной тридцать-сорок метров, можно сказать, речушка. А берега камнем облицованы, отвесные, и орудий понатыкано.

— Мост Мольтке, — сказал Чистяков. — Громкое название. Читал я про него, фельдмаршал Мольтке еще в девятнадцатом веке теорию «блицкрига» проповедовал.

— Легко они его не отдадут, — прикурил папиросу капитан. — А на другом берегу тоже узелки крепкие. Одно лишь здание гестапо чего стоит. Они его из скромности министерством внутренних дел окрестили, но живодерня есть живодерня. Целую крепость соорудили. Стены и так под два метра толщиной, их еще рельсами, бетоном, земляными насыпями усилили.

— Сам ходил смотреть? — спросил подполковник Фомин.