Борис Орлов - Судьба — солдатская

Холмогоров вышел из блиндажа.

Солнце уже поднялось над плешиной земли. От болота тянуло легким туманом. Холмогоров посмотрел на плавающие в тумане кусты и редкие деревья за болотом, на деревушку, через которую уходило шоссе туда, где кипел сейчас бой, и съежился в ознобе.

Даль говорила треском ружейно-пулеметной стрельбы. Чтобы успокоиться, Холмогоров начал делать физзарядку.

Вышел Буров и глядел, как он энергично махал короткими руками, рассекая свежий, остывший за ночь воздух.

Неожиданно где-то совсем близко, на шоссе, раздались оглушительные длинные очереди. Холмогоров перестал махать руками. Тут же увидел невысоко над землей пару несущихся немецких истребителей. Обстреляв деревушку, они пролетели дальше, в глубь обороны, почти над головами. И Холмогоров, и Буров, инстинктивно присев от рева моторов, тревожно смотрели им вслед.

— Вот ведь как получается: ровно уж и под бомбежкой были, — заговорил наконец Буров, — пули над головой свистели, а перед такой оказией ноги в коленках затряслись. А у тебя? — И глянул на Холмогорова, который почему-то снимал майку. Буров тихо засмеялся, поняв, что с командиром роты произошло нечто аналогичное. — Ничего, — добавил он. — Что мы, не люди? Обстреляемся вот, тогда он пусть нас заставит трястись! Правда ведь?

— Штука серьезная, — все еще глядя в сторону, где скрылись самолеты, проговорил Холмогоров. — Тут, брат, призадумаешься. Наших-то в воздухе не видно. Если бы были они, так летали бы через нас ведь и мы бы их видели.

— Мы тут на пятачке. Что мы видим? — ответил Буров неуверенным голосом. — Пойдем. Вздремнем еще. А?

Они пошли в блиндаж. Но поспать им пришлось недолго. Через полчаса их снова разбудил зуммер телефона. Слышался грохот наверху. Гудели моторы. Сотрясалась земля…

Выскочив из блиндажа, Холмогоров и Буров сразу же распластались на выжженной солнцем и вытоптанной земле. Над КП полка, который находился далеко в глубине обороны, и над деревушкой у шоссе кружили, заходя с солнца, Ю-87. Пикируя, они по одной бросали бомбы и снова становились в строй, в круг. Бомбы со страшным воем медленно неслись к земле по кривой линии. Рвались зенитные снаряды, резали воздух трассирующие пули счетверенных «максимов». Над землей поднималось облако пыли, дыма, огня. Ухала, стонала равнина. В нос Холмогорову бил едкий пороховой запах. Командир роты понимал, что опасность ему не грозит. Но нервы не слушались, и короткие цепкие пальцы впивались в сухой крепкий грунт, будто Холмогоров боялся, что вот поднимется ураган и сорвет его с места, сорвет и бросит невесть куда.

Это был самый страшный день в жизни Петра. Раздумья о Вале, о предстоящих боях — все заслонилось тем, что узнал он после прихода в отделение политрука Бурова.

Было еще утро, но солнце уже начинало нещадно палить. Через позиции роты, отступая, торопливо прошло какое-то подразделение. По данным разведки, немецкие части, взяв Изборск, приблизились к УРу километра на четыре и остановились.

Укрепрайон ощетинился, готовый принять на себя гитлеровские удары. Наблюдатели не спускали глаз со своих секторов наблюдения. Выдвинутые вперед секреты следили за каждым вражеским шагом.

В это-то время и пришел в отделение Курочкина политрук Буров с газетами в руках. Передав одну из них сержанту, он приказал собрать свободных людей.

— Сейчас же прочтите, — сказал он и тяжело пошел дальше, а что прочитать, не назвал.

Курочкин недоуменно поглядел ему вслед и крикнул, чтобы свободные бойцы собирались к пулеметной ячейке Чеботарева. Развернув газету, он увидел на первой полосе Обращение Сталина к народу, и сержанта будто обдало жаром. Машинально складывая газету вчетверо, он подошел к ячейке, где его уже ждали бойцы.

Усадив всех на бруствер траншеи, он передал Карпову газету.

— Сидя читать или стоя? — спросил Карпов и, заметив высоко в небе немецкий самолет, летевший в их сторону, добавил: — Может, обождем, а?

Все сразу услышали тонкое завывание. Подняли головы, всматриваясь в силуэт приближающегося самолета. Машина делала круги — парила над укрепленным районом, как коршун.

— Корректировщик это, — не переставая глядеть на самолет, проронил Закобуня. — Подразведать хотит. Вот посмотрит на нас, а потом начнется…