Борис Орлов - Судьба — солдатская

— Не бойтесь, — не проговорил, а прорычал Зоммер. — У вас, кажется, есть курево. Разрешите папироску.

Шпик, все отступая, растерянно рылся в кармане. Достав, протянул Зоммеру папироску.

— А что это у вас рука дрожит? — издевательски улыбнулся Зоммер. — Я не бандит. Спичек дайте.

Зоммер никогда не курил по-настоящему. Затянувшись, почувствовал, как горло охватила неприятная горечь.

Бросив шпику: «Привет», Зоммер с яростью плюнул папиросой ему под ноги и пошел.

Остаток пути он думал то об этом человеке, то о Еремее Осиповиче. Дома, снова усомнившись в Еремее Осиповиче и опасаясь, что ночью его могут прийти и арестовать, ушел спать в сарай для дров. Рассуждал там: «Если до утра не схватят, сам приду завтра в комендатуру. Объясню штурмбанфюреру, что за мной установили слежку и что это меня оскорбляет и я нарочно обвел сыщика вокруг пальца, когда вышел погулять. Скажу, что, когда купался, подходил какой-то человек… А потом скажу что-нибудь еще. Может, этим собью их с толку». — И, ворочаясь, сопел:

— Вдруг проговорится, что с Соней.

Но Зоммеру ни на следующий день, ни на следующей неделе не удалось попасть в комендатуру. Всякий раз, когда он приходил к дежурному, тот звонил, а потом любезно отвечал, что штурмбанфюрер занят срочным делом, извиняется и просит прийти позже. Наконец гитлеровец соизволил его принять — через полторы недели, шел уже август месяц.

Зоммер говорил:

— За мной следят. Я два раза ночью видел, как в окне показывалась голова и долго всматривалась. Я стал спать на кухне — голова начала появляться и перед этим окном… Я возмущен! Пусть следят за нашими врагами, а я…

Штурмбанфюрер перебил его:

— Вы, господин Зоммер, напрасно считаете, что следят за вами, следят за домом и за людьми, которые могут прийти, чтобы найти нить… Зная, что вы жили с этой девкой, они могут, в конце концов, и к вам подойти… До сих пор, например, гестапо точно не известно, знала ли что о деятельности дочери ее мать, а от этой вашей бывшей приятельницы вряд ли чего добьешься. Живого места уже не осталось, а все твердит свое… А сбивать с пути людей, которые к этому приставлены, я вам не советую. С гестапо шутки плохи, а потом, вы — немец. Дай русским власть, мы оба с вами будем висеть на одном дереве. — Он взял трубку с гудевшего телефона и долго, выслушав, советовал кому-то, что военнопленных, если они больные и не могут работать, надо просто расстрелять или заморить. А под конец разговора, вперив в Зоммера смеющиеся глаза, пододвинул ему коробку с шоколадными конфетами и сам взял одну.

Зоммер положил конфету в рот. Штурмбанфюрер, засмеявшись, сказал невидимому собеседнику:

— Что тут рассуждать!.. Конечно, надо все делать по инструкции. Не ошибешься… Что совет! Какой это совет — так, любезность… Тебя в Хоэ шуле? [18] Высшая фашистская партийная школа. — Прим. авт. Прекрасно! Поздравляю! — И выкрикнул, не сумев скрыть в голосе и зависть, и обиду, и растерянность: — Зиег хайль! [19] Да здравствует победа! (нем.) — А положив трубку, спросил Зоммера: — Вы не желаете поработать в лагере для военнопленных?

— Я же переводчик у… — и Зоммер не договорил, увидав, как штурмбанфюрер отрицательно закачал головой.

Расстались они любезно. Зоммер так и не спросил о Соне. Понял: нельзя; да штурмбанфюрер, по существу, все сказал.

И потекли у Зоммера тоскливые, мучительные дни. Он все больше истязал себя придирчивой переоценкой того, что произошло с ним с начала войны. Пробовал докопаться до ответа на вопрос, что завело его в дебри этих обстоятельств, из которых теперь нет выхода… Пришел к выводу, что Еремей Осипович все-таки не провокатор. Иначе разве сказал бы штурмбанфюрер, что Соня не дает никаких показаний. Не так бы он сказал… и о записке они уже знали бы… Они бы и его, Зоммера, за эту записку на дыбу давно потянули… И перед Зоммером стал выбор: или найти Еремея Осиповича и просить, чтобы брал к себе в организацию, или… уйти к фронту, который стоял где-то перед Лугой, а не получится — так к партизанам.

Начались бесконечные хождения по городу. Издевательски обводя сыщиков, Зоммер излазил все окраины Пскова, не раз побывал в центре. Еремея Осиповича нигде не встречал. В городе нет-нет да и находили убитых немцев. Возле станции кто-то поджег цистерны с горючим. На стенах домов появлялись рукописные листовки. Среди них были и такие: «Не щадя сибя, боритес против фашистских акупантоф». Гитлеровцы свирепели. Шли беспрерывные облавы, аресты. Появлялись виселицы, устрашая горожан покачивающимися на ветру трупами.