Поджидая «эмку» комдива, Коновалов рассматривает аляповатый рисунок: под цветущей вишней на столике красуется бутылка водки, довольный дезертир, бросив на скамейку ремень и пилотку, уплетает кольцо колбасы. Две козочки у его ног беззаботно пощипывают травку.
Типографская краска оставляет на пальцах комиссара зеленоватые пятна. Он брезгливо морщится и достает платок.
Заметив Коновалова, Мажирин велит шоферу остановиться.
— Павел, чем ты озабочен? — распахивая дверцу, опрашивает комдив.
— Полюбуйся. — Комиссар протягивает пачку листовок.
— Много гадости, много, — хмурит брови Мажирин, — А ты знаешь, Павел, эту пакость принес не один человек. Я думаю так: в наши ряды затесались не только геббельсовские пропагандисты, но проникли шпионы я диверсанты. Ты предупреди политработников, пусть все усилят бдительность.
— Согласен с тобой. Ночью можно получить не только листовку, но и пулю. Я займусь проверкой… К нам пришли неизвестные люди. Присоединиться могла и специальная диверсионная группа. Это надо учесть, — сказал комиссар, садясь в машину.
Они долго ехали молча. Комдив сосредоточенно смотрел вдаль. Ельник. Песок. За поворотом дорога прижалась к густой посадке. Открылось широкое ровное поле. А за ним над синим лесом Мажирин заметил трубу сахарного завода. Навстречу, подпрыгивая на ухабах, летел мотоциклист — посланец командира разведывательной роты. Он доложил:
— Товарищ комдив, в селе немцев нет. Жители говорят: они поехали в лес охранять лагерь военнопленных. Там уже три барака построили… Вышки для часовых… И все колючей проволокой опутали.
— Большой лагерь?
— Говорят, там много наших… несколько тысяч…
— Далеко от Старого?
— В пяти километрах, товарищ комдив.
— Неожиданно нагрянем туда и освободим узников. Хочется провести операцию так, чтобы ни один палач не ушел, — с жаром воскликнул Коновалов.
— Вот Вагин скачет к нам. Это дело ему поручим.
Осадив коня, командир полка приложил руку к козырьку:
— Товарищ комдив, со стороны Рогозова движется вражеская колонна машин.
— По нашим следам… Это погоня!
— Примчались мотоциклисты-разведчики, и все в один голос: гитлеровцы ведут себя очень беспечно. Едут они без дозоров, с песнями, с музыкой. Так не преследуют.
— Совсем зарвались эти «победители». Надо нам как следует встретить непрошеных гостей.
Комдив предложил завлечь немцев в огневой мешок, и все согласились с ним. В разные концы пыльного поля помчались штабные командиры. Все пришло в движение. Хвосты обозов быстро втянулись в ближайшие перелески. В село влетели грузовики. За хатами и клунями заняли позиции артиллеристы, за плетнями и деревянными срубами колодцев залегли пулеметчики и стрелки.
Вот-вот должен появиться противник. Комдив не отрывал глаз от бинокля. Поле опустело и притихло. На дорогах улеглась пыль. Расположенные подковой роты замаскировались и притаились.
Потянулись минуты напряженного ожидания.
— А ты знаешь, Павел, почему гитлеровцы спешат в Старое? За селом лагерь военнопленных… Нужна усиленная охрана и свора палачей, — проронил Мажирин и сейчас же пригнулся, прильнул к веткам бузины, усеянным черными бусинами ягод.
На опушке дальнего леска сверкнули стекла легковых автомобилей. Внимание Мажирина привлекли низкие шестиколесные грузовики с опущенными брезентовыми кабинами, все до отказа набитые пехотой. Длинные капоты машин и небольшие радиаторы удивительно напоминали морды гончих псов.
— Едут!
Автомобильная колонна уверенно повернула на Старое. Теперь уже в бинокль комдив хорошо различал гладкие, самодовольные морды эсэсовцев. На головном «мерседесе» развевалось голубое с белыми полосками знамя. Шелк трепетал на ветру, и в глаза бросались то черная свастика, то череп со скрещенными костями. Эти знаки чернели и на рукавах мундиров. Во́роты расстегнуты. Но все эсэсовцы в стальных шлемах.
— Пора встретить непрошеных гостей по нашему обычаю… Вез хлеба… Крепкой солью… Дайте красную! — отрывисто бросил комдив.
Ракета со свистом рванулась к верхушке явора. В кузовах грузовиков словно пробежали черные волны — там резко закачались стальные шлемы. Взвизгнули тормоза. Машины шарахнулись в разные стороны, и вся колонна, наткнувшись на кинжальный огонь одиннадцати орудий и тридцати пулеметов, закаруселила в пыли.
Старшина Пляшечник поймал на мушку духовой оркестр. Он полоснул длинной пулеметной очередью по начищенному до блеска медному кишечнику. Да так, что на бунчуке, украшенном пышными конскими хвостами, заливисто зазвенели колокольчики.
Читать дальше