Грохот бомбежки провожал отходящие части. Знойный воздух вздрагивал от взрывной волны и становился кислым от порохового дыма. В хлебах чернели бесчисленные воронки. Пламя выжигало колхозные нивы, и ветер, пропитанный запахом горелого зерна, был горьким как полынь.
Бугай теперь по-особому ведет «эмку». Одной рукой он держит руль, а другой — приоткрытую дверцу. Он все время выглядывает из машины, следит за пикировщиками. Иван то резко затормозит, то прибавит скорость. Комдив то упирается лбом в ветровое стекло, то откидывается на сиденье. Под воющими бомбами Бугай проскакивает ухабистые участки дороги. По его смуглому лицу катятся крупные капли пота, но внешне он спокоен и только весь сжимается в комок, когда за ближним поворотом над хлебами возникает ослепительный всплеск огня.
Нина забилась в глубину кабины и притихла. Иван не оглядывается. Всю дорогу в маленьком зеркальце он видит ее глаза, и они наполняют его душу отвагой, и даже не верится ему, что в этом гуле и пламени бродит смерть. Бугай пошире открывает дверцу, стараясь охватить взглядом все небо.
— Ушли, пираты! — И, сигналя, он обгоняет подводы. — Рогозов на горизонте! Я его всегда узнаю по шести куполам деревянной церквушки.
У села к «эмке» подкатил мотоцикл с разведчиками. Бугай затормозил.
— Товарищ комдив, в трех километрах северо-восточнее Рогозова проходит колонна нашей зенитной артиллерии, Замечено большое скопление автомашин, — доложил сержант, покрытый пыльной маскировочной сеткой.
— Поехали к зенитчикам, надо установить связь, — сказал комдив, обращаясь к Ивану.
«Эмка» промчалась по боковой улице и выскочила в поле. За рыжими шапками степных курганов зеленела гряда пирамидальных тополей.
— Смотрите, товарищ комдив, артиллерийская колонна остановилась… Наверно, пираты летят. — Бугай привычным движением распахнул дверцу, высунулся из машины и оглядел горизонт. — Чисто… Ни одного черного креста не видать, словно ветром сдуло… Подались стервятники на другое направление, а зенитчики как вкопанные стоят, удивительно.
Подъехав к перекрестку, на котором застыли зачехленные зенитки, Мажирин подозвал какого-то сержанта и спросил:
— Где ваш старший начальник?
Но уже спешил к машине грузный седой артиллерийский полковник:
— Разрешите узнать, вы не из штаба армии?
— Нет. Я командир Четвертой дивизии войск НКВД.
Мажирин предъявил удостоверение. Артиллерийский полковник тоже. Они познакомились и отошли в сторонку.
— Так в чем задержка?
— Мы в Любарцах на заслон наткнулись. Фашистские пулеметчики засели на колокольне.
— Разверните зенитки, сбейте их.
— Признаться, снарядов осталось только на черный день. Я стрелков послал, они гитлеровцев и так поснимают. — Артиллерийский полковник потупил седую голову и очень тихо спросил: — Неизвестно ли вам, где находится штаб армии? Где наши главные силы?
— То же самое я хотел спросить у вас… Но вы опередили.
Они посмотрели друг на друга и усмехнулись.
Мажирин старательно сдул с планшетки пыль и достал карту.
— А вот где проходит линия фронта — мне известно. Немцы вышли на Оржицу.
— Ой ли…
— Можете не сомневаться. Это точно.
— А я вчера по радио получил приказ идти на Барышевку. Как же так, а?
— У вас есть рация? Она действует?!
— Под бомбежку попали, одни осколки везем.
— Связь! Как нам нужна связь! — с горечью воскликнул Мажирин. — Нет, на Барышевку вам идти нельзя. Обстановка в корне изменилась. Немцы там перехватили дорогу и устроили на переправах через Трубеж западню.
Седой командир зенитчиков только развел руками.
— Я солдат, выполняю приказ. — И, помолчав, предложил: — Давайте взаимодействовать.
— Я на Барышевку не пойду, — решительно возразил Мажирин. — Да и вам не советую. Вот вы говорите: получили приказ по радио. А подлинный ли он? Где гарантия того, что это воля штаба Тридцать седьмой армии, а не провокация немцев? Они захватили наши походные радиостанции и могут подталкивать нас в приготовленные котлы.
Эти слова заставили командира зенитного полка задуматься, но, докуривая папиросу, он проронил:
— Буду все-таки пробиваться к Трубежу. А пока давайте действовать вместе. К вам одна просьба: прикройте нашу колонну с тыла.
— Это можно. Договорились.
В Любарцах вспыхнула сильная перестрелка. Немецкие пулеметчики с колокольни повели прицельный огонь по штурмовой группе, и зенитчикам пришлось развернуть пушки.
Читать дальше