Вадим Шарапов - Доля ангелов

- Мама, не берите эту вилку! - вдруг заорал принц таким страшным голосом, что Гораций, который как раз вертел в руках кинжал Лаэрта, вздрогнул и порезался. Но было поздно. Королева отдернула палец, уколотый зубцом вилки - вздохнула, невнятно выругалась и сползла вниз с трона.

- Да что творится-то вообще? Гораций! Го... - принц осекся, заметив, как расступаются придворные. Из толпы выпал мертвый как сухая щепка Гораций, гулко стукнувшись лбом об каменную плиту.

- Как, и вилка с ядом? И кинжалы? - прошептал Гамлет, безумно озираясь.

- И дверное кольцо, мой принц! - торжественно объявил звучный голос дворецкого. Принц подпрыгнул на месте.

- Почему... - начал было он, но старый дворецкий опередил его.

- Извольте видеть, мой принц - там, за воротами, Фортинбрас из Норвегии и его капитаны. Прибыли только что.

- Зови, - махнул рукой Гамлет.

- Никак не могу, мой принц. Они все мертвы. Взялись за кольцо, чтоб постучать в дверь зала - и вот, пожалуйста...

Дворецкий распахнул заскрипевшую дверь. Копотный свет факелов упал на груду тел с вытаращенными глазами. Впереди всех, в начищенной кирасе, лежал Фортинбрас, протягивая вперед руку с каким-то свитком.

- И так - по всему Эльсинору, мой принц. Озрик, этот сумасшедший, хорошо поработал. Он побывал даже в конюшнях и в свинарнике.

- Пресвятая Матерь Божья! - ужаснулся Гамлет. Потом прищурился и спросил с подозрением. - Скажите, Карл, а вы почему не умерли?

- Я всегда в перчатках, Ваше Высочество, - с достоинством пояснил дворецкий, демонстрируя всем руки.

(Стук дверного кольца. Входят Розенкранц и Гильденстерн. Они мертвы, так что яд на них не действует.)

- Вот тебе на, Вилли. Говоришь, эту как ее там - пьесу - ты писал для меня? Большое спасибо, конечно. Гран мерси, так сказать. Ты, когда писал, о чем думал, можно узнать?

Шекспир недовольно покрутил головой. Он не любил вопросы о творчестве.

- О чем, о чем... - рассеянно сказал он. - О тебе и думал. Периодически. Так сказать, весомо и зримо. Как обмакну перо в чернильницу, так и думаю. И вообще, все как ты рассказывал, все взято из жизни.

- Мило. Из чьей жизни? Из жизни порождений твоей больной фантазии? Посмотри вокруг, Вилли. Нет, ты не в пиво пялься, а вокруг посмотри. Мы сейчас где? Ну где, ну скажи?

- Чего ты привязался? - огрызнулся Шекспир. - В кабаке мы. Лондонском. И не на что тут смотреть. Стены грязные, эль разбавляют...

- И не доливают! - сунулся было в разговор пьяный зеленщик из-за соседнего стола. Собеседник Уильяма одним аккуратным ударом кулака отправил его под дощатую столешницу.

- ...и не доливают, - согласился с потерявшимся зеленщиком писатель. - А на местных девиц смотреть страшно!

- Вот-вот. Но вместо того, чтобы написать, как все было на самом деле, как обычно бывает с людьми, которые просиживают в этом кабаке и ему подобных, ты начал марать бумагу романтическим бредом. Знаешь, Вилли, я, конечно, так и не закончил поганый Кембридж, но ума от этого не утратил. Ты посмотри сюда! - человек, сидящий напротив Шекспира, кинул на стол пачку исписанных листов. - Это что? Как ты меня вообще назвал, давай начнем с этого. Я, сколько себя помню, всегда был Гарретом.

- Ну. - лаконично согласился с приятелем Уильям. - Только «Гамлет» звучит как-то... возвышеннее, сам понимаешь.

- Нет! Не понимаю, мать твою! - заорал его собеседник. - Гаррет - и точка! Это мое имя! Мне дал его мой старик!

Внезапно он успокоился и горько ухмыльнулся.

- Но это, Вилли, только цветочки, как говорил мне надзиратель в работном доме перед тем, как дать по морде. Пойдем далее. Мало того, что из обычного копателя могил ты сделал меня чертовым принцем... как у тебя перо в руках только удержалось?

- А что? Тебе не нравится быть благородным принцем?

- Нравится куда меньше, чем быть могильщиком, который этих благородных принцев закапывает. Не перебивай, а то нос разобью. Господом Христом и всеми апостолами клянусь - я не понимаю! Не по-ни-ма-ю - почему другие имена ты оставил в неприкосновенности. Вот чем тебе Розенкранц с Гильденстерном не угодили? Хорошие парни, хоть и немчура, хоть и спившиеся студиозы. Нет, погоди-ка... ну как я сразу не понял! Это ты за то, что Розенкранц как-то увел у тебя девку, а Гильденстерн занял деньжат и не вернул? Ну, знаешь, Вилли, не ожидал.

- Да! - взорвался Шекспир. - Да! Нечего им было ходить и хихикать за моей спиной. Да еще на представлении «Глобуса» освистать мою пьесу. Такое никому не прощается!