Иван Охлобыстин - Песни созвездия Гончих Псов (сборник)

Беспокойству Рамиля Азымовича не было предела. Человек-паук по документам числился за больницей, и нагрянь любая проверка, доктору грозило бы судебное расследование. Пришлось фальсифицировать документы. С этим очень помог участковый, по настоятельной просьбе Наташи. Служитель местного филиала закона засвидетельствовал факт побега Человека-паука в неизвестном направлении. Впрочем, кривить душой ему почти не пришлось, потому что Наташа привела его в больницу на той стадии растворения, когда еще в камне угадывался четкий силуэт беглеца.

– Согласен, – тогда констатировал участковый, – пострадают все. Больницу разрушат, свидетелей устранят. Ну, я бы так поступил. А сейчас ребята еще жестче стали. В мире очень непростая обстановка. В Америке президент новый. Хохлы бузят.

Скоро все вроде успокоилось. Мало ли на Руси чего бывало, да все быльем поросло. Только стал физик замечать, что Рамиль Азымович взял моду часто запираться у себя в кабинете и подолгу разговаривать с пустой стеной. Это Аркаша однажды подсмотрел за ним в замочную скважину и поделился увиденным с персоналом. Правда, после этого бедный парень на лестнице оступился и чуть шею не сломал. Персонал, к тому времени уже во всем осведомленный, счел это местью одушевленного здания за лишнее любопытство.

Да и из здания ушли все мыши и крысы. Словно их что-то сильно напугало. А котов наоборот – как магнитом со всего района к больнице притянуло. Старшая медсестра пыталась их сосчитать, но на сорок втором со счета сбилась.

В последний день своего пребывания в больнице Петр Николаевич, засыпая, явственно наблюдал, как по стенам гуляют изумрудные искорки-отблески, словно от замурованной елочной гирлянды.

– Спокойной ночи, братское сердце! – прошептал он стене и погладил ее ладонью.

Наконец наступил тот день, когда Наташа утром встретила Петра Николаевича у ворот больницы, и они зашагали по залитой солнцем улице домой. В городе пахло яблоками. Год на яблоки задался урожайный. «К войне», – шептались старушки. Впрочем, у мнительных пенсионерок это означали все богатые урожаи плодово-овощных культур и удачные грибные сезоны. Любая продуктовая чрезмерность настраивала женщин на милитаристский лад.

Дачники тоннами свозили «антоновку» и «золотой налив» и за копейки сдавали на городском рынке, где яблоки мыли и развозили по торговым точкам для реализации тем, кто не имел своих огородов. Почти в каждом втором доме либо варили варенье, либо гнали самогонку.

– Кальвадос! – с наслаждением вдохнул полной грудью теплый городской воздух Петр Николаевич. – Под него так танцуется!

– Может, прямо сегодня папу поедем искать? Я и билеты на электричку взяла, – неожиданно предложила Наташа. – А то, наверное, тяжело будет?

– Да, будет непросто! – согласился физик и отчаянно махнул рукой: – Поехали!

Влюбленные свернули в узкий переулок, заросший с двух сторон желтым крыжовником, обошли пыльные гаражи на окраине, перелезли через железнодорожную насыпь и по тропинке вдоль нее добрались до бетонной платформы станции.

Кроме них на перроне никого не было. Только стая бездомных собак дремала вокруг билетной будки.

– Я боюсь собак, – честно призналась женщина.

– Не бойся, – крепче сжал ее руку спутник.

Однако рисковать не пришлось, потому что из будки вышла старушка со свистком и веником и принудила собак спуститься с платформы на дорогу.

– Докуда вам? – спросила шумная старушка у влюбленных.

– Я уж купила, спасибо! – ответила Наташа.

– Неопасно, что столько собак? – не сдержал интереса Петр Николаевич.

– Чего там опасного?! – успокоила его старушка. – Я их всех по именам знаю. Вон тот черный, хромой – Фокинский. Они пять лет назад съехали. У них сын артистом известным стал, деньги появились. Рыжий, тощий – Леонида Ивановича, что помер в том году, а до этого год парализованный лежал. Две войны прошел. Белая сучка старее меня, по ихним меркам. При Руслановых жила. Пока их батьку за поджог в лесу не посадили. Его Надюха сначала спивалась три года, а потом, отсюда в километре, под поезд попала. А вон, который на овчарку похож, тот и есть овчарка – у путешественника жила, забыла, как его фамилия. Породистая. Путешественник чего-то новое открывал и лез, не помню. А, вспомнила! Его на воздушном шаре в Антарктиде ветром унесло. И все. Жена ждать не стала. К жене негр приехал. Она с негром и уехала.

Короче, все знакомые. И так они только меняются. Одна подохнет, новая добавляется. Первой Белка была. Которая со Стрелкой. Стрелка ведь погибла, а Белку космонавты отпустили. Прям из окна выкинули. Это моя сестра видела. Она с молоком туда сюда ездила и в шестьдесят, каком не помню, году в поезде с космонавтами познакомилась и с Королевым, который их в космос запускал. Их поезд минуту стоял. Королев взял Белку на руки и говорит: «Поживи хоть ты по-человечески!» И в окно ее.