Иван Охлобыстин - Песни созвездия Гончих Псов (сборник)

– Не важно, – зарделась женщина. – Важно, что поселок у нас был маленьким, и уже на следующий день все знали о происшествии. Слез я пролила – море! Для девушки это… хуже не придумаешь. Каждый второй, куда ни пойди, дразнил, за спиной рожи корчил. И я записалась в секцию боевого самбо. Медали получала, в сборную звали, но… не срослось.

…Наташа вспомнила, как озлобленные деревенские хулиганы подстерегли ее за гаражами. Четыре человека. Их намерения были так понятны, что ей было позволительно ударить первой. Она перехватила занесенный над нею нож, перенаправила его в живот второго нападающего с цепью, а первому движением бедра переломила позвоночник. Затем девушка бросила отобранную цепь в третьего хулигана, а пока он ее ловил, ткнула указательным пальцем ему в глазницу и ударила ногой в пах. За четвертым Наташе пришлось бежать до перекрестка, где он угодил под грузовик.

– Теперь, конечно, Наталья, о сборной можно забыть, – сказал ей позже сотрудник районного отделения милиции, оформляя протокол.

Он ждал ее два года, пока она отбывала срок в колонии, и нашел в другом городе. Женился на ней, и они вернулись домой вместе, чтобы еще через полгода понять, что ничего не получится. Она извела себя угрызениями совести, но с сердцем не поспоришь.

Расстались печально, но по-хорошему. Каждый Новый год он дарил ей настоящий оренбургский платок, а она ему – итальянские кожаные перчатки. Потом они выпивали бутылку шампанского на двоих и до трех часов ночи гуляли по набережной реки, любуясь тем, как на той стороне дачники запускали праздничные фейерверки.

И всегда Наташа, возвращаясь с набережной, вспоминала, как праздновала Новый год в карцере колонии, посаженная туда за конфликт с рыжей «мокрушницей» Ларисой. Разумеется, сама Лариса «праздновала» в областной реанимации, но это лишь усугубляло отчаянную тоску Наташи. Она понимала – жизнь ее вывернула так, что для всех она стала бедой.

Неожиданно дверь карцера распахнулась и в проеме появилась старшая надзирательница, могучая женщина по прозвищу Мясорубка.

– Пошли! – приказала она девушке.

Та безропотно подчинилась, и они зашагали зелеными коридорами в новый корпус, где располагался кабинет начальника колонии. Именно в него Мясорубка и привела Наташу.

Помимо начальника колонии полковника Гнеушева, в кабинете за накрытым столом сидела пожилая воровка «в законе» Далида Руслановна, замполит Яцкин и начальник медицинской службы капитан Поплавский.

– Садись, дочка, – показал на свободный стул полковник.

– Если вы меня попробуете изнасиловать, я вас всех поубиваю, – решительно предупредила девушка.

– Мы знаем, – улыбнулся Гнеушев, наливая ей в бокал шампанского. – Хорошая ты девка. Мало таких. Угощайся.

Наташа робко села, Мясорубка опустилась на свободный стул рядом.

– Ну что, товарищи?! – подняла свой бокал Далида Руслановна. – С Новым годом! С Новым счастьем!

Все охотно присоединились к ее тосту, звонко чокнулись бокалами и трижды прокричали «ура». Потом начальник медицинской службы приложил обе руки к груди и страстно обратился к Мясорубке:

– Умоляю, Милочка!

Мясорубка смущенно потупила взор и зацвела щеками.

– Людмила Павловна, не рушьте традицию! Шестнадцатый год так празднуем! – поддержал просьбу медика замполит.

– Семнадцатый, – поправила его Далида Руслановна, – через год, как я села, начали. Еще Глаша Пуговка была жива.

Надзирательница отложила в сторону салфетку, с большим наслаждением употребила рюмку водки, потом встала и глубоким, бархатным меццо-сопрано запела: «Издалека долго течет река Волга…»

Наташа не могла забыть, какое бесконечное счастье захлестнуло ее душу в тот момент от осознания факта, что, как бы там ни было, но нет ничего прекраснее мира, в котором она живет. Тогда она впервые допустила существование Бога…

– В сборную, барсук?! – бессвязно повторил за ней физик.

Потом вскочил со стула, двумя ладонями закрывая рот, сдержать хохота так и не смог. Смеялся физик до слез, сгибаясь в поясе до пола, время от времени ударяя себя кулаком по ноге.

Наташа беспомощно наблюдала за происходящим.

Петру Николаевичу стало явно нехорошо – он закатил глаза, побагровел лицом и рухнул без чувств на пол.

– Ой! – только и смогла произнести гостья, опешив.

И тут же выбежала из дома, спеша к дому старосты.

– Йонас Хенрикасович! – крикнула она в окно. – У Петра Николаевича удар!

Добрый литовец пытался аккуратно извлечь из влажной марли тяжелый круг свежего сыра. От неожиданности сыр выскользнул у него из рук, рухнул на пол и развалился на части.