Владимир Шинкарёв - Папуас из Гондураса

Алексей медленно, уверенными глотками допил четверть стакана, страшно сморщился и брезгливо понюхав остаток, оставил стакан.

Степанов, конечно, понимал, что даже в пылу борьбы соперник не сочтет этот блеф за чистую монету, но переходом от пассивности к резкой атаке можно добиться психологического преймущества у самого опытного противника.

Гамбургское Страшилище швырнул полусъеденный стакан за спину и, рыгнув, продолжил:

– А ну, сзукин сынь, смотри яко я фторой стаканищо вышру, тфаю мать.

Степанов встревожился. За столь грубой игрой мог стоять тонкий подвох. Дважды повторяя такой избитый прием, Рихард Грюшенгауэр явно пытался усыпить своей подготовленностью. Неясным был и странный акцент – ведь русский язык издавна стал международным языком состязаний по перепою и Грюшенгауэр хорошо знал его уже тогда, когда перепой только перешагнул границы Советского Союза и начал победоносно шествовать по странам и континентам, вытесняя другие виды спорта и искусства.

Алексей взглянул за канаты на совершенно заплывшее лицо своего тренера, сидевшего с бутылкой Стрелецкой за судейским столом.

– Еще спокойнее, Леша, спокойнее, – шепнул опытный тренер, только утром перенесший зверский припадок белой горячки, и Степанов понял его по движению губ.

Под жуткий скрежет второго съедаемого Страшилищем стакана Алексей спокойно допил свою первую дозу.

– Наливай по два стакана, – сказал он секунданту.

Прошло уже половина первого раунда, а Страшилище набрал в пять раз больше очков – приходилось дать себе отчет, что тактика на устрашение, точнее замешательство, сработала.

Алексей плавным жестом поднес свой второй стакан и сильно, уверенно выпил; в тот момент, когда его правая рука ставила стакан таким же плавным жестом – левая уже поднесла другой ко рту, когда и тот стакан был выпит, правая уже подносила наполненный секундантомтретий стакан.

В таком темпе он работал ещё минут десять, пока голос коментатора не заставил Алексея прислушаться.

– Русский перепойщик, – быстро говорил коментатор, – демонстрирует великолепное владение стилем «загребальная машина», хотя нельзя неотметить, что он исполняет стакан в три с половиной выхлеба, а немецкий перепойщик в один, что сильно скажется на оценках, вынесенных судейской коллегией. К тому же Степанов явно пренебрегает психологической борьбой с противником. Создается впечатление, что он его просто не замечает, что тоже является своего рода стилем, отвергнутым однако ещё на заре развития перепоя. Такой стиль более угнетает и подавляет самого спортсмена, нежели его противника, кроме того я думаю, что телезрители скажут вместе со мной: Такой перепой нам не нужен! Это уже не искусство!

– А ну гляди, гадина поганная, гляди, яко я тевятый стаканишшо вышру, мать тфаю! – кричал Гамбургское Страшилище.

Алексей понимал, что явно проигрывает в артистизме, но не мог изменить тактику до конца раунда, так как в перерыве противник решил бы перестроиться.

Атаку и решительную атаку нужно было начинать в начале второго раунда.

…

Прозвинел гонг и секунданты бросились на ринг, чтобы утереть лица спорцменов и стол.

Тренер положил руку на плече Степанову:

– Нормально, Леша, нормально. Походи по рингу. Запомни: левой больше работай, левой! А главное – не дай себя запугать. Ты ведь злее. Я ведь помню: пацаном, ты литр литр самогона осилить не мог, а уж был злой.

Глядя на расплывающиеся черты дорогого лица, Степанов вспомнил их вчерашний разговор с тренером:

– Значит «Молдавский» красный? – строго спрашивал тренер.

– Красный, только красный, – твердо отвечал Алексей.

– Конечно, Леша, конечно! А может всетаки белый? Или хотя бы розовый? Недоберешь коэффициентом бормотушности – возмешь колличеством. Все помни, ведь у тебя на прошлой неделе…

Да. Алексей помнил, хотя и нетвердо, что на прошлой неделе перенес прободение язвы желудка. Да, «Молдавский» красный, «Молдавский», разящий меч советских перепойщиков – ты не любишь слабых.

– Нет, Иваныч, нет – красный, только красный. Ведь спорт любит сильных.

Тренер опустил плешивую голову и не скоро поднял ее, смахнув щедрую слезу старого перепойщика.

– Другого ответа я не ждал. Пора и за тренеровку.

И Иваныч стал выставлять на тренеровочный стенд до боли знакомый спортинвентарь – темно-зеленые бутылки в опилках с желтыми жестяными пробками без язычков.

– Создается впечатление, – диссонансом врезался в сознание Алексея голос коментатора, – что немецкому мастеру удалось подавить волю советского спортсмена к победе. Однако, посмотрим, что скажут судьи.