Игорь Редин - Синий роман

«От кира

(предупреждая возможный вопрос)

в голове не темно, а криво

и поезд, несущийся под откос –

паровоз –

в хитросплетении пьяного мира,

возможно, просто в гору полз

мурлыча песню (на три четверти) под нос:

И далее –

Италия –

Нога, сапог и талия

Обтянута экватором.

Ах! Как она стройна

Среди небес зелёной хмури!

Я это видела. В натуре», – которую в полголоса напевала женщина в чёрном с алой розой в длинных волосах цвета непроглядной ночи.

Красное так же хорошо гармонирует с черным, как и белое.

Пушистые ресницы её, подобно маленьким синим цветам, весной расцветали для того, чтобы летом принести плоды – огромные янтарные слёзы, – а осенью опасть. Зиму она проводила без ресниц и слёз. Легко и спокойно.

За пару недель до этого…

мне пришлось это сделать.

Её пес – маленькая и шустрая собачонка – раньше никогда не видел лошадей. Вот что я получил от неё по мыльной почте:

«…Daze loshadi. A nash Prints nikogda ne videl loshadey – nu, konechno, ego srazu chto-to smutilo v ih vneshnem vide, no on ne poddalsya panike i, zastivshi na meste, molcha nablyudal kak ony prohodili mimo nas.

Odin poziloy muzchina priostanovil'sya i, ukazivaya na loshad', skazal emu: «Bol'shaya sobaka, da?»

Я читал эту абракадабру и думал: «Неужели в Штатах нет ни одной клавиатуры с русским шрифтом?», а потом плюнул на это дело (мысли. Они только мешают творчеству) и попросил возможности украсть у неё этот милый сюжет. Она с радостью подарила мне его, поставив меня в неловкое положение, потому что случилось это в её День рождения.

Я, конечно, её поздравил, скупо пожелав ей здоровья, удачи и добра, но подарить ничего не смог. И тогда мне в голову пришла простая и, как следствие, гениальная мысль: я подарю ей эту миниатюру. К тому же, к написанию оной она тоже приложила руку. Ей будет приятно…

Как я ни старался, у меня ничего не получилось. Мысли (они только мешают творчеству), словно пчёлы в тесном улье, роились, наползали одна на другую, не давая мне сосредоточиться. Даже кофе и сигареты не смогли помочь.

На следующий день, рано утром я поднялся на крышу своего дома, выкопал в небе могилу и похоронил там сюжет о маленьком Принце, никогда раньше не видевшем лошадей. Теперь на этом месте всегда висит лёгкое, как весна облачко. На нём даже есть эпитафия: «В саду, где белым зацветала алыча, танцевала вальс стройная женщина в трауре с алой розой в длинных волосах цвета непроглядной ночи».

Красное так же хорошо гармонирует с черным, как и белое.

Паша.

Аккорд. Не каждый наделён богатством его звучания. Большинство из нас не способно даже на одну хиленькую ноту. А отдельные индивидуумы вообще… там глухо, как в танке. А ведь в детстве казалось, что танк – это верх крутизны.

Чёрно-белые кадры моего детства, погружаясь в галлюциноген памяти, медленно, но верно обретают цвет. Первая сигарета и первый стакан портвейна, первая женщина и первая любовь.

Откуда-то оттуда берет начало образ Алика. Алик – друг, и я с радостью закрываю глаза на его недостатки. Впрочем, так же, как и он на мои. Все мы не без греха.

Оказывается, Алик страдает неизлечимым недугом. Его одолевает синяя клептомания – болезнь тяжёлая, но проявляющаяся только в период алкогольной нирваны.

– А я думаю: куда это наши вещи пропадают? – улыбнулся Паша.

– Да за кого ты меня принимаешь? – мина оскорблённой добродетели совершенно не шла Алику, но при этом мягко легла на его чело.

– А, – стал оправдываться Паша, – то есть, ты хочешь сказать, что у тебя клептомания в хорошем смысле этого слова?

Помнится мне, я обещал вам Пашу. Паша – типичный представитель выходцев из Урала – голубоглазый блондин с красной мордой. Урал (ну, и Сибирь, пожалуй, тоже) – последний оплот русской нации. Все остальные – прямые потомки потных и пыльных детей монгольских степей. Пресловутые хохлы з москалями в их числе. Почему татарские монголы не пошли на Урал? Загадка. Хотя, с другой стороны, что им там делать? Разве что Настю с Бутусовым Чайфом запивать да читать на каком-нибудь тюркском наречии сказки Бажова друг другу на ночь.

Свердловский рок-клуб Паша имел ввиду, и делал он это в самом неприглядном смысле. К сказам Бажова он относился более снисходительно, вследствие поверхностного знакомства с творческим наследием последнего, которое сводилось к одному анекдоту:

"Хозяйка медной горы: "Ну, что, Данила-мастер, не выходит у тебя каменный цветок?"

Данила-мастер, тужась над унитазом: "Не вы-хо-ди-и-ит!""

Не прочитав ни одной уральской сказки, Паша покинул гостеприимную Хозяйку Медной Горы, так и не повстречавшись с нею. После долгих скитаний по нашей тогда ещё необъятной родине (я не знаю куда. Главное – отсюда!!!), с двумя песнями в кармане и одной парой обуви, он устал в Симферополе. Но Симферополь – не Ялта.