Стас Колокольников - Удивительное свойство моряков жить под водой

Я ждал. Пот стекал в штаны. Когда Игорёк постучал по плечу, у меня было готово с десяток шуточек по поводу моего мокрого наряда.

– Ты чего тут делаешь в костюме водолаза? – первым пошутил он.

– Тебя жду. Сейчас утоплю твою голову, про всю свою математику забудешь. Хотя она нам пригодиться, кое-что надо будет посчитать, мы на пороге новой жизни, юнга.

Пока я рассказывал, как неожиданно и странно обзавелся деньжатами, Игорёк не произнес ни слова. Единственным признаком удивления была похожая на альбатроса складка над переносицей.

– Ты совсем мокрый, пойдем на улицу, – сказал он, лишь я закончил.

Мы вышли на свежий воздух, хотя таковым его можно было назвать только относительно того, что творилось в баре.

– Знаешь, Игорёк, после того, как увидел эту кучу денег, а там точно было несколько сотен тысяч, меня как озарило, – не мог заткнуться я, слова вырывались как пузырьки. – Ничего не надо бояться в жизни. Не сомневаться, будто оказался во власти ложной идеи фикс, и твои мечты только блеф, чтобы оправдаться за никчемную жизнь. Не бойся ни жизни, ни смерти, даже когда поймешь, что отсюда не отпустят, основательно не истрепав.

Игорёк стоял задумчивый. Тут из бара вышел кто-то из завсегдатаев и крикнул нам:

– Адьес, амигос!

Игорёк помахал ему рукой и спросил меня:

– Читал «Обитаемый остров»?

– Я? Давно, кажется…

– По Стругацким, фильм Бондарчук снял.

– Не в курсе, ну и что?

– Про нас книга. Мы здесь тонем в океане лжи, живём наизнанку. Массаракш…

– Чего?

– Тамошнее ругательство, означает, мир наизнанку. Невозможно по человечески жить в таком мире. И получается, по-настоящему живут только те, кого физически корежит от всеобщего надувательства. Можешь называть их свободные люди или моряками, будет недалеко от истины.

– Наверно.

– Ты ведь поэтому горишь идеей уйти в плавание, я правильно понял?

– Да, – кивнул я.

– Кстати, в книге еще были мертвые моряки на белых субмаринах. Тебя бы это позабавило, ха-ха, в общем, почитай.

– Почитаем. Будет время. Ты едешь с нами?

Игорёк выдержал паузу и проговорил так, словно слова должны лечь в основу удивительной легенды:

– А что мне остаётся, массаракш!

Глаза Игорька блеснули разбойничьим огоньком.

По проспекту с воем промчались пожарные машины. Город стягивал свою горячую удавку.

29

Сразу после завтрака я пошел навестить старика. Купил ему приличную вельветовую куртку, джинсы, крепкую обувь и темные очки. В таком прикиде он будет похож на рок-звезду на пенсии, на отошедшего от дел Кита Ричардса, представлял я, решив, что старик отправится в путешествие с нами.

Место, где мы проводили время за уничтожением сосисок, я узнал по большой техногенной мусорке, высмотрев её с обрыва. Старик вырыл себе землянку в глиняной части склона, он замаскировал жилье так, что я с трудом нашел. Старика в норе не было. Интуиция подсказывала – он где-то рядом.

Я вышел к воде и крикнул:

– Эй! Ты где, старик?! Это я, твой компаньон!

Присев у воды на корточки, я закурил, пустил спичку по волне и вдруг услышал слабый стон. Приглядевшись, я понял, что лежавшая в стороне куча, которую принял за ворох водорослей, была стариком.

Я подбежал к нему. Старик лежал у самой воды, как потерявший силы Посейдон, седые космы зловеще разметались в стороны.

– Что случилось, старик?

– Крысы, – прохрипел старик, – меня покусали крысы. Они напали ночью, когда я решил собрать вещи, я знал, что ты придешь и предложишь убраться отсюда. Они почувствовали, что я уйду навсегда, и посчитали меня предателем.

Я попытался его поднять, приговаривая:

– Ерунда, сейчас доберемся до больницы, там тебе сделают какой-нибудь укол, и всё будет в порядке. Мы еще сами покусаем этих крыс.

– Не надо, не трогай меня, я умираю… И должен умереть здесь у воды, а не по дороге к врачам.

Я не хотел слушать.

– Оставь меня, – потребовал старик.

Подул сильный ветер, и я послушался, лишь сказав:

– Но ведь я принёс тебе одежду, я думал, что мы поплывем вместе.

Старик осторожно взял меня за руку, словно умирающим был я, и твердо проговорил:

– Я отправляюсь один и прямо сейчас. А тебе оставаться здесь, чтобы на своей шкуре познать человека, доползти последний его путь по этой земле. Помнишь, как говорил хозяин о том, что человек легким станет, своим легким зонтом в воздух себя подымет, говорить не будет и будет везде. Ты должен дожить до этого, помни. А сейчас дай мне воды, внутри всё пересохло.