Эдуард Беспяткин - Малиновый звон

Я не первый раз пирую на сцене, но Зуаб, по-видимому, был в растерянности и, словно лошадь, вертикально качал головой. Сначала я испугался за его рассудок, но потом вспомнил испанскую работорговлю и успокоился. Негр был ошеломлён и тихо шептал:

– Ибана рот…

Ай да Шац, ай да сукин сын! Чуть в глубине кулис божественно пиликал скрипичный квартет. Что-то там из Брамса или хуй его знает из кого. Но мелодия вставляла – как вторая затяжка афганских «шишек».

Якин был уже на сцене и подавал какие-то морские знаки. Мы поднялись из зала величественно, как инопланетные пришельцы, посетившие Кремль.

– Прошу к нашему шалашу, – пел маститый журналист, начисто забыв про международные конфликты и жену.

– Ты старайся держать себя в руках, – предупредил я его.

– Не еби мне мозги, Беспяткин, – куртуазно обломил он меня. – Я знаю, что делаю. Твой негр нам сегодня ещё послужит. Грохотов звонил и просил без него не начинать, он мэра везёт.

– Нахуй нам эти величества?

– Его просто некуда деть. Да и «синий» он, если что.

– А платить за него Пушкины будут?

– Я заплатить! – вдруг встрял Зуаб. – Не ссорьтесь, люди.

Да, видать его сильно нахлобучило. Ну и чёрт с ним! Моё дело предложить и предупредить. И вообще, мне уже давно пора выпить. Да и негру тоже. Всё, что Шац послал к нашей трапезе, заставило меня процитировать меня.

Пища была из местного буфета – а это значит, что закусывать мы будем не щупальцами кальмара за сорок пять рублей.

Я вогнал в себя настоящую хлебную водку и сверху положил начисто лишенный греха ломтик осетринки. Негр сверху ничего не положил. Якин пил и жрал, жрал и пил. Это отличительная черта всех серьёзных журналистов. Прибывший Грохотов, уложив мэра где-то в зале, питался как и положено шофёру суперкласса. Он пил текилу и хрустел солёными рыжиками. Округ стола сидели красивые дамы, какие-то пидоры-халявщики и снабженец Тухленко из строительной конторы «Пружина-сервис». Звенели столовые приборы и булькало спиртное. Скрипичный квартет старался вовсю. Интересно, сколько Шац им предложил?

Трапеза постепенно превращалась в обычную пьянку. Её надо было спасать. Я наклонился к Якину и, жуя салями, прошептал:

– Задвинь речь, Федя.

Тот кивнул, проглатывая оливку, взял неизменную стопочку и встал. Гул жующих и икающих людей не пропал, а лишь усилился. Мельхиоровые вилки скребли полупустые тарелки с картошкой «фри» и салатом.

Якин прочистил горло и рявкнул:

– Жрать отставить!

Вот это, я вам скажу, тишина настала! Только сволочь Тухленко успел всосать в себя жирную молоку.

– Граждане и гражданки! – вещал журналист Якин, плеская водку. – Россия верила нам, а мы её обманули. Сволочи, пирующие в час великой скорби и нищеты. Осквернённый некрополь отчизны на вашей совести. А есть ли она, эта совесть? А есть ли она, эта Россия? Нет ни хуя ни того, ни другого! Есть эфир, пронзенный солнечными фотонами, и голодные мрази, пожирающие лангустов с полным отсутствием уважения к конституции (лангустов, кстати, на столе не было). Моральная дефекация, господа. Разве это хотел увидеть Карл Маркс? Разве ради этого Христос кончался на кресте? Нет! Они хотели видеть людей, идущих к свету. И чтоб сердца их бились в унисон с революционным пульсом, а глаза смотрели чисто и в них бы проглядывалась вера! Вера в торжество бытия над сознанием. Платон лоханулся со своими двучеловеками! Каждой твари по харе! Епископ Беркли – теологический отморозок с криминальными наклонностями. Один только Гегель – настоящий пацан, да и то потому, что немец. Тухленко, ты жрёшь рыбу, но никогда не станешь апостолом! Итак, я пью за юбиляра!

Концовка речи всех насторожила. Даже меня. Какой, блядь, юбиляр? Я тыкнул журналиста в бедро вилкой. Тот в одиночестве выпил, мутно посмотрел на меня и выразительно сказал.

– А у нашего гостя из Заира сегодня день рождения.

– Неужели? – ехидно спросил Грохотов.

Негр к этому времени уже опустил чело в тарелку. Якин сильно толкнул его в плечо.

– Yes! Спасибо вам, браты! Хоп! – резво встрепенулся Зуаб.

Тут всех прорвало. Гости кинулись поздравлять именинника, который ничего не понимал, но дико радовался неожиданному вниманию. Я тихонько отвёл Якина в сторонку и сказал:

– Это ты хорошо придумал, а то, как-то без повода….

– Да ладно, хуйня и негру приятно, – вдруг застеснялся журналист.