Broadcast 7
Наверное я везунчик. После того, как я решил, что я счастливый человек несмотря ни на что; скорее даже наперекор всему, моя жизнь начала принимать яркие краски даже в буквальном смысле. Я перестал придавать значение чему-либо кроме того, что творится у меня внутри, как зеркало того, что происходит извне, вокруг меня. Мы договорились встретиться, и она приехала ко мне. Я встретил ее на остановке жарким июньским утром. На ней было легкое коротенькое шелковое платье на тоненьких бретельках, которые я заметил только вблизи. На ней не было лифчика, чего нельзя было сказать за трусики. Под рукой она несла объемный тубус свернутого ватмана.
– Привет, а это что? – спросил я, целуя в ее губы.
– Потом узнаешь.
Я подразумевал, что она не шутила насчет картины нашими телами, когда заикнулась об этом ранее. С ее слов я был “тем самым” подходящим кандидатом для этой ее задумки. Я же, как открытый всему новому и неизведанному человек, молча принял ее идею. Если честно, во мне даже не таились какие-то сомнения, или долгие раздумья насчет этого. Перед сном я не старался воспроизводить эти идеи в своем диком воображении. Неужели мы так незаметно взрослеем, что сама идея авантюризма не заставляет меня уже гореть ей до самого финала?
– Раздевайся, чего ты ждешь?! – нетерпеливо начала она, зайдя ко мне в комнату.
– Хорошо, тебе помо… – не договорил я, как она уже скинула свое платье, оголив аппетитную грудь и нежный торс. – Я понял. – продолжил я и сам разделся догола.
Она раскрыла картонный ватман на центре комнаты, напротив зеркала шкафа купе. Все в этот день играло мне на руку; на руку этому моменту… Она достала все краски: акриловые тюбики, маленькие бочонки пальчиковой краски и несколько баночек какой-то блестящей краски и белой; и выложила их на большой лист бумаги, который служил палитрой для красок. Мы сели друг напротив друга на ватман и принялись разрисовывать наши тела. Она выбрала кисть потолще, я же взял тонкую. Я не знал, как это делать и просто рисовал изящные контуры разных цветов, в основном моим любимым – фиолетовым. Я старался сделать из нее какую-то индийскую богиню, с кучей никому неизвестных, кроме меня заковыристых символов и знаков.
– Забыла предупредить. Эти краски аллергенные, и нас может посыпать или еще что-то, вроде стать хуже самочувствие.
– Ага. – ответил я, не переставая рисовать на ее лице тонкий крест через весь нос и лоб.
– А еще они могут не отмыться.
– Ага, – снова односложно ответил я, и мне очень захотелось на ее милой щеке почему-то нарисовать и закрасить плотный фиолетовый фаллос с яйцами у рта. Но я отогнал эти мысли, как ее пустую попытку помешать моему опусу.
Она очень загорелась своей идеей рисунка на мне. Быстрые и сильные движения ее руки с кистью сбивали мой педантичный настрой гедонизма, что я просто опустил руки на пол и позволил ей творить с собой, все, что она пожелает. Ее глаза горели. На это было приятно смотреть. Она вдохновлялась моим телом, засматривалась на него временами останавливая свой наплыв творчества, потом снова продолжала. Она была в сильной эйфории, казалось даже на грани помешательства. Пока она сидела на коленях, завороженная своим творением и моим телом, я незаметно просунул пальцы левой руки под нее – там был серьезный потоп. Причем свою бледную прозрачную краску она оставляла и на ватмане. В тот момент я понял, как ей был дорог этот процесс, ведь он вызывает в ней ни с чем несравнимые чувства и эмоции. Это тронуло меня. Я был в окружении истинной красоты и являлся в тот момент подлинной ее частью. В моей голове начали строиться мысли, что есть что-то больше интима, что-то более интимнее секса и возможно любви… Это я бы назвал парадоксальным чувством ощущения неповторимого настоящего. На фоне как раз заиграла группа Soundgarden со своим хитом “Black Hole Sun”, и я окончательно потерял связь тела с мозгом. Я уже ни о чем не думал. Она рисовала на моей груди большие яркие гипнотические круги, на плечах из золотистой краски навела множество линий, подчеркивающих мою фигуру, а на торсе красиво изобразила огонь, поднимающийся от моих гениталий. И все это, пока сама накрапывала с другой стороны на ватман свой флюидный опус. Я убрал оттуда руку и не мешал ей, хотя он и так хорошо держалась, чтобы не поддаться мне.
Где-то вдалеке я едва слышал, как менялись песни с Честера Беннингтона на Нирвану, затем какой-то легкий фонк, Мэрилин Мэнсон, Корн, Майкл Киванука, Earth Wind and Fire: вся эта музыка просто напоминала мне о том, что где-то на Земле сейчас время течет дальше, пока я отделен от своего существования, и мне даже неинтересно что творится там внизу, как Украина играет на Чемпионате Европы в футбол, как кто-то упахивается ради денег, как всё дешевое кагало наших писателей рвет и мечет, чтобы написать очередную заблудшую под кожу большинства чушь, пока я творю свою красивую неповторимую жизнь, насыщенную яркими красками, где я есть одна из причин быть счастливым уже здесь и сейчас.
Читать дальше